К этомупосту.
В любом организованном обществе правят элиты. Прямое народовластие теоретически возможно разве что в изолированном от мира посёлке с населением около 100 человек, и то, рано или поздно там установится диктатура либо самого физически сильного и наглого, либо наиболее ловкого манипулятора. То же самое имеет место и на макроуровне.
В любом организованном обществе правят элиты. Прямое народовластие теоретически возможно разве что в изолированном от мира посёлке с населением около 100 человек, и то, рано или поздно там установится диктатура либо самого физически сильного и наглого, либо наиболее ловкого манипулятора. То же самое имеет место и на макроуровне.
В одних государствах правление элит осуществляется через тонкие манипуляции обществом (любое признанное демократическим государство — США, ФРГ, Франция, Бельгия и т.п.), либо через силовое навязывание воли правителей населению (КНДР, Сирия, Эритрея, Саудовская Аравия и т.п.). И именно там, где имеет место вторая модель управления, большое значение имеет пестование признаков традиционного общества и «защита семьи» (я не о материальной защите в виде пособий на мелких и субсидированных детских садов толкую, а о так называемой «духовной», фиксирующей в сакральной неприкосновенности её патриархально-авторитарный характер).
При рассмотрении лозунгов всевозможных родительских съездов и прочих радетелей духовных скреп и вековых традиций, в глаза бросается в первую очередь желание бороться со всякими сексуально окрашенными штучками. А фраза о подрыве авторитета родителей оказывается незамеченной. А она-то и является ключевой.
Родители не желают отказаться от требования безусловного повиновения полностью зависящих от них маленьких людей, не желают кому бы то ни было доказывать оправданность и логичность своих действий. Они хотят повелевать и властвовать без каких бы то ни было ограничений. И власть их основана на насилии, даже если они не имеют обыкновения распускать руки: в конечном итоге они в состоянии превратить жизнь непослушного в ад кромешный и без этого.
И если вдруг между ними и ребятёнком встанет ювенальная юстиция, признающая за мелкими права, то они лишатся единственного места, где они начальники, а те, кто от них зависят, испокон веков имели статус дурака. На работе ведь всё наоборот, да и на взрослых домочадцах не всегда есть возможность отыграться, помыкая ими — они ведь нередко могут просто встать и уйти (впрочем, государство стремится ограничить эту форму свободы раздуванием материальных обязательств мужа перед оставленной женой, будь этой женой хоть лично чёртова бабушка и одновременно кузькина мать на полставки, носившая, сдерживая рвотные позывы, до самого похода в загс маску Василисы Прекрасной и Премудрой; логика простая — не баловать холопов свободой, а то много о себе подумать могут). А мелкому, в отсутствие ЮЮ, и деваться некуда.
Вне зависимости от намерений — причиняет ли он боль мелкому ради его же блага (часто абсолютно неверно понимаемого, а то и обозначенного сугубо декларативно, тогда как реальная мотивация — поизгаляться над тем, кто не может себя защитить) или просто срывает на нём собственную злость — родитель имеет абсолютную власть над ребёнком, и поступаться ею в большинстве случаев не желает. А власть, которой лень искать способов тонкой настройки общества в интересах элиты (либо просто у неё отсутствует необходимый для этого интеллектуальный потенциал, ибо в идеологи попали либо наиболее крикливые и нахрапистые болваны, либо и вовсе набранные по блату пустоцветы), заинтересована в воспроизводстве семейной матрицы, основанной на грубом подавлении и воспитании выученной беспомощности («хоть до потолка подпрыгни, ничего не поможет, будет так, как я сказала!»). Так радетели «семейных ценностей» сверху и снизу быстро спеваются вунитазунисон.
При рассмотрении лозунгов всевозможных родительских съездов и прочих радетелей духовных скреп и вековых традиций, в глаза бросается в первую очередь желание бороться со всякими сексуально окрашенными штучками. А фраза о подрыве авторитета родителей оказывается незамеченной. А она-то и является ключевой.
Родители не желают отказаться от требования безусловного повиновения полностью зависящих от них маленьких людей, не желают кому бы то ни было доказывать оправданность и логичность своих действий. Они хотят повелевать и властвовать без каких бы то ни было ограничений. И власть их основана на насилии, даже если они не имеют обыкновения распускать руки: в конечном итоге они в состоянии превратить жизнь непослушного в ад кромешный и без этого.
И если вдруг между ними и ребятёнком встанет ювенальная юстиция, признающая за мелкими права, то они лишатся единственного места, где они начальники, а те, кто от них зависят, испокон веков имели статус дурака. На работе ведь всё наоборот, да и на взрослых домочадцах не всегда есть возможность отыграться, помыкая ими — они ведь нередко могут просто встать и уйти (впрочем, государство стремится ограничить эту форму свободы раздуванием материальных обязательств мужа перед оставленной женой, будь этой женой хоть лично чёртова бабушка и одновременно кузькина мать на полставки, носившая, сдерживая рвотные позывы, до самого похода в загс маску Василисы Прекрасной и Премудрой; логика простая — не баловать холопов свободой, а то много о себе подумать могут). А мелкому, в отсутствие ЮЮ, и деваться некуда.
Вне зависимости от намерений — причиняет ли он боль мелкому ради его же блага (часто абсолютно неверно понимаемого, а то и обозначенного сугубо декларативно, тогда как реальная мотивация — поизгаляться над тем, кто не может себя защитить) или просто срывает на нём собственную злость — родитель имеет абсолютную власть над ребёнком, и поступаться ею в большинстве случаев не желает. А власть, которой лень искать способов тонкой настройки общества в интересах элиты (либо просто у неё отсутствует необходимый для этого интеллектуальный потенциал, ибо в идеологи попали либо наиболее крикливые и нахрапистые болваны, либо и вовсе набранные по блату пустоцветы), заинтересована в воспроизводстве семейной матрицы, основанной на грубом подавлении и воспитании выученной беспомощности («хоть до потолка подпрыгни, ничего не поможет, будет так, как я сказала!»). Так радетели «семейных ценностей» сверху и снизу быстро спеваются в
Крепкая патриархальная семья, на которую надр*чивают любители благочестия, это в первую, вторую, третью и тысяча восемьсот девяносто пятую с половиной очередь — это школа беспрекословного послушания и выученной беспомощности. Усвоившие уроки выученной беспомощности мелкие когда-нибудь вырастут и превратятся в идеальную кормовую базу для элитариев, которым не придётся даже ублажать такую публику перед тем, как выдоить (мечта жадного хуторянина — корова, которую можно неограниченно доить, не тратясь на корма). Для управления ею достаточно навыков капо. И умников в аппарате для управления такими массами держать не надо, а то, неровен час, обхитрят, подсидят и сами на хлебное место усядутся. Ведь воспитанным в патриархальной семье людям для обоснования чего угодно достаточно аргумента: «Потому что я так сказал!», через два раза на третий подкреплённого заушанием.
Похудение во многом зависит от умения контролировать свой рацион питания. Тот факт, что отказаться от привычных и любимых деликатесов трудно, является непреложным. Именно поэтому многие сворачивают с выбранной дистанции, так и не пройдя половины пути. И в большинстве случаев они вкушают запретное лакомство неосознанно, продолжая допускать подобные действия. Что делать? Психологи и диетологи в один голос советуют обзавестись специальным дневником похудения, который поможет учитывать, как блюда и их калорийность, так и самодисциплину.
