Прослушивание телефонов и иных каналов связи разными правоохранительными органами и спецслужбами (скажем, военная разведка Генштаба — это спецслужба, но к правоохранительной деятельности она отношения не имеет, у неё свои задачи) — это практика, осуществляемая во всех без исключения странах. Вот как это делается в России.
Кстати, прослушивание, которое вело в США АНБ, нелегальным не было, оно велось в соответствии с The Patriotic Act, принятым в установленном конституцей США порядке принятия законов обеими палатами парламента и подписанным Президентом Джорджем У. Бушем и никем и никогда не отменённым. Сноуден, как типичный представитель сообщества фриков и крайний индивидуалист, выходящий за рамки принятого хоть на востоке, хоть на западе, уровня индивидуализма, просто забил на законы собственной страны и решил поставить систему перед фактом. А прослушивание иностранных граждан — это обычная разведывательная практика, которой занимаются практически все более или менее значимые разведки, наверняка не исключая и российскую.
Собственно, никогда не думал, что как диктатор он чем-то хуже любого другого аналогичного арабского правителя. Разумеется, по европейским меркам он был изрядным тираном, но Египет, если чё, находится в Африке. Обвинения в геноциде вообще абсурдны: единственное меньшинство, которое можно геноцидить там — это копты, но их режим не трогал, они страдали, главным образом, от исламистов.
Хусни Мубарак выходит из тюрьмы: обвинения в геноциде не сняты
издали в понедельник указ об освобождении из тюрьмы 85-летнего экс-президента Хусни Мубарака, который руководил страной в течение трех десятилетий и попал за решетку по обвинению в коррупции и массовых убийствах соотечественников.
Об этом пишут сегодня, 19 августа, зарубежные СМИ и, в частности, сайт телеканала FOX News.
Ранее в понедельник Фарид ад-Диба, адвокат бывшего президента Египта, утверждал, что его подзащитный должен выйти на свободу в течение ближайших 48 часов, поскольку прокуратура сняла со свергнутого главы государства обвинения в коррупции.
«Теперь осталось завершить формальную юридическую процедуру, которая должна занять не более двух суток. Я уверен, что максимум к концу недели он вернется домой», — заявил аль-Диба агентству Reuters.
Мубарака ждет повторное судебное разбирательство по обвинению к причастности к гибели 850 противников режима во время "финиковой революции" 2011 года. В январе 2012 года он был приговорен к пожизненному заключению, однако год спустя приговор был отменен.
Согласно египетским законам, подсудимый, которому предстоит повторный процесс, не должен оставаться в тюрьме более двух лет.
Я понимаю, что, скажем, бомжей видеть никто не хочет: эстетика, запах и проч. Но людей со средним достатком?
Руководство роскошной жилой башни Верхний Вест-Сайд приняло беспрецедентное решение отделить шикарные квартиры от доступного жилья при помощи двух отдельных входов. Оба вида жилья будут находиться в одном и том же здании, однако для того, чтобы попасть в бюджетные квартиры их владельцам нужно зайти с черного входа, который будет расположен на боковой аллее. Вход в роскошные апартаменты предусмотрен на широком и красивом бульваре Риверсайд.
Такое решение было принято манхэттэнским застройщиком компанией «Экстелл» для того, чтобы минимизировать налоговые издержки. Изначально планировалось разместить в башне исключительно дорогое жилье, но в поисках путей получения налоговых льгот компания-строитель решила разместить в своем здании и бюджетные квартиры для сдачи в аренду. А чтобы не смущать своих богатых покупателей видом людей со средним достатком придумала способ, как «отделить зерна от плевел».
Согласно планам застройщика, окна квартир пяти этажей с доступным жильем будут выходить на задний двор. Эта часть жилого центра будет иметь отдельный вход, лифт и необходимый технический персонал. Доступ к оставшимся 219 этажам комплекса Верхний Вест-Сайд будет обустроен прямо с бульвара Риверсайд, а из окон квартир откроется прекрасный вид на величественную реку Гудзон, пишет Нью-Йорк Пост.
«Вы видели телевизионный сериал „Аббатство Даунтон“? Там где верующие должны приходить и уходить через отдельные входы и склонять головы, когда они увидят благородных людей?» — спрашивает один из нью-йоркских блоггеров. «В общем, очень скоро некое подобие данного сценария мы сможем наблюдать прямо здесь, в Верхнем Вест-Сайде!» — добавляет он.
Компания «Экстелл» в настоящее время принимает участие в правительственной программе строительства доступного жилья, в рамках которой застройщики получают большее количество площади полезной площади под свои проекты в обмен на строительство доступного жилья для малоимущих категорий населения. Кроме того, компания намерена воспользоваться налоговыми льготами, предоставляемыми застройщиками, которые включают в свои жилые комплексы доступное жилье и офисные помещения.
Я ещё могу понять, когда здание, где жил Брежнев, не соединялось двором со смежным зданием, где жили совминовские чиновники, и куда можно было беспрепятственно пройти с улицы. Это вопрос охраны первого лица. Но такое, что описано под катом — это к одиннадцати туз.
...проверил шкафы и пространство под кроватью и никого там не нашёл (поскольку любовник нырнул в унитаз и скрылся через канализацию). После этого набросился на жену и отлюбил её так, что она потом целый месяц вспоминала ту незабываемую ночь.
Разлука действительно укрепляет отношения. Новое исследование британских ученых показывает, что те, кто проводят вдали от дома несколько дней в месяц, на самом деле имеют больше секса со своим партнером.
Те, кто проводят по крайней мере одну ночь в месяц, работая вдали от дома, имеют более насыщенную сексуальную жизнь чем те, кто разделяет постель со своим партнером каждую ночь, говорится в исследовании.
Семь из 10 пар проводят бурную ночь накануне расставания, и еще одну, когда вновь встречаются (67%). Более половины пар, разлучавшихся на некоторое время, занимались сексом после воссоединения (54%). Участие в исследовании приняло 2007 пар.
Восемь из 10 работников признались, что время, проведенное вдали от домашних стрессов, делает их возвращение более желанным. 25% признают, что после ночи, проведенной в постели в одиночестве, у них улучшается настроение и они испытывают прилив сил.
Пары, которые от одной до двух ночей в месяц порознь, занимаются сексом 110 раз. Это почти в два раза больше чем те, кто проводят по отдельности менее 12 раз в год (в среднем 56 раз).
Ночь разлуки также повышает шансы на романтику. Шансы на то, что партнеры обменяются интимные письмами, возрастают в девять раз, когда они вдали от дома. Как признались 88% респондентов, это происходит от того, что на расстоянии они чувствуют себя более расслабленно.
«Мой жених — консультант отдела кадров, и из-за работы ему приходится проводить одну или две ночи в месяц вдали от дома», — рассказывает Ким Макалистер, 29-летняя медсестра из Эдинбурга, Шотландия.
«Я всегда грущу, когда он уезжает, так что мы обычно занимаемся любовью, прежде чем он уходит. К моменту его возвращения я чувствую себя обновленной, так я с нетерпением жду его возвращения», — добавила она во время общения с журналистом британского таблоида Mail Online.
7 из 10 жителей Шотландии, принявших участие в опросе, признались, что всегда готовят страстное приветствие своему партнеру дома. При этом исследование показало, что любвеобильность зависит и от места проживания партнеров. Так, например, жители Манчестера менее любвеобильны. Только треть из них всегда занимаются сексом вскоре после воссоединения. Впрочем, объяснить, как место проживания влияет на любвеобильность, ученые пока не могут.
Если бы иллюстратору «12 стульев» надо было бы изобразить 32-летнего племянника жены Альхена Пашу Эмильевича, то эта фотка была бы подспорьем. Только мелких пришлось бы заменить на древних бабок.
Белорусские кухни на заказ стирают границу между желаниями и возможностями, потому что теперь — это доступное удовольствие на любой бюджет!
Кухни разные бывают, но их одно объединяет — они являются местом, где готовят и принимают пищу. Однако в каждом правиле есть свои исключения, потому что изготовленная мебель на заказ становится эксклюзивным решением в каждом конкретном случае.
Конечно, сегодня нет такой необходимости, которая была нормой в старинных аристократических усадьбах — иметь отдельные комнаты на поварскую, столовую и хозяйственный блок.
Современная кухня объединяет в одном помещении сразу несколько зон, но распространенным ее недостатком является то, что она часто имеет скромные размеры. Но решение есть всегда, если идти в правильном направлении его поисков.
Белорусские кухни по вашему проекту - вот выход из самого затруднительного и стесненного положения! Потому что кухня, созданная по частному проекту, может иметь индивидуальную планировку: линейную, Г-образную, L-Образную, П-образную, двухрядную.
Это позволяет смоделировать и в дальнейшем воплотить в готовом мебельном изделии нужную форму и комбинацию ее составляющих атрибутов. То есть решить большие проблемы маленькой кухни самым оптимальным и разумным способом.
Конечно, если вам нужна новая и функциональная кухня, то мебельные магазины представят вам широкий ассортимент данной продукции, но не уверенность в ее качестве, а тем более — не всегда адекватную стоимость.
Таким образом, решение заказать кухню по индивидуальному размеру и форме будет не только приемлемым по цене, но и гарантирует высокое качество изделия самим производителем, репутация которого зависит непосредственно от положительных мнений и отзывов клиентов. Возложите ответственную миссию по производству вашей будущей кухни на нас, и мы обрадуем вас - ее достойным результатом: точно измерим, аккуратно изготовим, внимательно скомплектуем все составляющие кухни и доставим ее по точному адресу.
Кроме того, квалифицированные и профессиональные дизайнеры помогут грамотно спланировать размещение мебели с учетом разводки труб и места расположения розеток, а также окажут помощь в подключении дополнительного освещения кухни, если возникнет необходимость в подсветке отдельных зон.
Белорусские кухни на заказ — тепло семейного очага в пространстве душевного равновесия!
Скажи «Оксфорд», и в голову лезет что-то из Ивлина Во вперемешку с «Гарри Поттером» — пятисотлетние газоны, трехсотлетние корпуса, твид и римское право. Анонимный выпускник старейшего университета мира написал для GQ текст о том, чему на самом деле учатся в Оксфорде.
ИНСТРУКЦИЯ ПО ПОСТУПЛЕНИЮ
Моя рука сжимает листок с анонимным источником. Через сорок пять минут я должен буду держать по нему ответ перед комиссией из трех донов.
Я с трудом могу представить себе даже одного дона, но мое сознание наделяет этих существ клыками, щупальцами и перепончатыми крыльями.
Я понимаю, что это один из тех моментов, которые определят мою жизнь.
Место действия — Оксфорд. Время — середина нулевых. За тяжелой резной дверью проходят вступительные собеседования на факультет истории. Мне хочется ущипнуть не себя, а кого-нибудь другого, причем как можно больнее. Я начинаю сильно жалеть, что ввязался в эту авантюру. К тому же я воздержался от привычного ритуала с утра, и организм возмущенно требует тетрагидроканнабинола.
Кругом мрачно корпят над листочками мои непосредственные конкуренты, все как один — коренные англичане. Гулкий готический зал пропитан страхом.
Разумеется, я вообще ничего не знаю. Ни об источнике, который предстоит устно проанализировать, ни о правлении Карла I в целом. Мое смутное представление о мировой истории сводится к романам Юлиана Семенова и теории Гумилева о пассионарности. Еще меньше я знаю об Оксфорде. Мой отец — программист из Черноголовки, вот уже сколько лет работающий в интернет-кафе в Бирмингеме. В интернет-кафе.
И тут меня посещает божественное озарение. Я понимаю, что во всем зале нет ни одного представителя университета — одни перепуганные школьники, ждущие, когда их имя выкрикнут из-за двери. Я как можно спокойнее покидаю зал, пересекаю увитый плющом внутренний двор и, беспрепятственно выйдя на улицу, скрываюсь под вывеской Halal Food & Internet, продублированной арабской вязью. За полчаса в «Гугле» я успеваю найти всю основную информацию о Карле I, идентифицировать анонимный источник и усвоить вызванную им полемику между историческими школами. И вернуться к резной двери в тот самый момент, когда из-за нее слышится мое имя.
Через неделю я получаю письмо на гербовой бумаге об успешном зачислении в Оксфорд.
ОБРЕЧЕННЫЙ НА СЧАСТЬЕ
Какое-то время я еще горжусь тем, как ушлое дитя постсоветской реальности обвело вокруг пальца учреждение с тысячелетней закалкой. Разумеется, я ошибаюсь: сработали совсем другие механизмы. Чтобы объяснить, какие именно, нужно рассмотреть внутреннюю механику университета, скрытую от посторонних глаз.
Сразу отбросим аспирантов — они не являются частью оксфордского микрокосмоса. Жизнь аспиранта в Оксфорде мало отличается от жизни его собратьев по всему миру и состоит из одиночества, мастурбации и сизифова труда по болезненно узкой теме, плоды которого пять лет спустя прочитают по диагонали полтора преподавателя. Подавляющее большинство оксфордских аспирантов — иностранцы, загнанные в резервации и плотно сидящие на антидепрессантах. В столовых они сбиваются в унылые, плохо одетые стайки и трапезничают отдельно. Студент, желающий после окончания бакалавриата продолжать учиться, воспринимается как фрик. Казалось бы, почему, ведь именно аспиранты, а не студенты являются авангардом научного сообщества? Да потому, что при всех бесспорных научных заслугах подлинная миссия оксфордского образования — не академическая, а культурно-политическая и воспитывает не ученых, а кадры. Дипломатов, светских львов, банкиров, юристов, высшие армейские чины. Оксфорд — в первую очередь, инкубатор по воспроизведению английской элиты, окончательно заточенный в XIX веке под бесперебойное обеспечение Британской империи управленцами и претерпевший с викторианских времен скорее косметические изменения. Действующий глава университета — последний британский губернатор Гонконга. За последние сто лет 10 из 17 премьер-министров Великобритании окончили Оксфорд. Зачем управленцу аспирантура и шапочка-конфедератка с кисточкой? У него есть диплом бакалавра и пробковый шлем.
Остаются студенты. Традиция учит, что пробковые шлемы должны быть укомплектованы не просто светлыми головами, но светлыми аристократическими головами англиканского вероисповедания. Всё прочее — не более чем уступки реалиям деградировавшего внешнего мира, постепенно навязавшего Оксфорду католиков, нуворишей, отпрысков колониальных царьков, женщин, безбожников, цветных, средний и даже рабочий классы. Но по сути традиция сохраняется: вся система обучения и времяпрепровождения до сих пор целиком подстроена под дворянство, составляющее на сегодняшний день около 50 % учащихся. Это выпускники элитных частных школ типа Итона и Вестминстера, которых по Англии — от силы 10 % всех учебных заведений. Сто лет назад, пока Англия не лишилась имперско-аристократической гегемонии, эти школы поставляли 100 % оксфордских студентов. Но империя все равно наносит ответный удар. Навязанные извне 50 % — все эти «талантливые черные математики из неблагополучных семей» — равноправно крутятся в инкубаторе три года, напоследок гордо фотографируются с дипломом и счастливыми родителями, после чего возвращаются в ту же среду, из которой вышли три года ранее. Они пополняют ряды учителей, мелких госслужащих, офисных работников. Переезжают обратно к родителям в валийское село с невыговариваемым названием. Остаются на аспирантуру. А их недавние соседи по общежитию и друзья по фейсбуку уходят в дальнее плавание по коридорам власти. Больше они никогда не пересекутся.
Но это потом. А при ежегодном наборе студентов действуют квоты, формально примиряющие прогрессивную общественность с существованием элитарного инкубатора. На каждый курс должно быть принято как минимум столько-то иностранцев. Выпускников государственных школ. Северян. И так далее. Форсировать квоты — бессмысленно, так как это приведет к плачевным результатам экзаменов и падению рейтинга университета. Но если ты не глуп и при этом попадаешь в одну из категорий, тебя оторвут с руками. Вернемся ко мне: по стечению обстоятельств на момент подачи документов в Оксфорд я был неглупым иностранцем из небогатой семьи, выпускником государственной школы в Бирмингеме. Так что, конечно, хорошо, что я придумал зайти в интернет-кафе — есть о чем рассказать за пивом в лицах.
Но, выражаясь словами Довлатова, я был заведомо обречен на счастье.
ДВА С ПОЛОВИНОЙ ОКСФОРДА
Читателю может показаться, что я сгущаю краски, ведь и в российских вузах учится золотая молодежь вперемешку с простыми смертными. Читатель скажет, что не может быть тотальной сегрегации в рамках одного учебного заведения. Но читатель оперирует реалиями России — страны, чья потомственная аристократия была истреблена и размыта сто лет назад и чья элита берет начало в 90-х либо в советской номенклатуре. Английская же элита не менялась веками, она закреплена биологически. Достаточно вспомнить, что последнее крупное внутреннее потрясение для Англии — гражданская война семнадцатого века. С тех пор классовая система претерпела минимальные изменения, и, когда попадаешь в Оксфорд, это быстро становится очевидно. Михалковы — не династия; династия — это когда выясняется, что средневековая столовая, в которой мы обедаем, была построена в шестнадцатом веке на деньги предка моего однокурсника, что у предка была та же фамилия, которую он не преминул высечь на стене столовой и что в тех редких случаях, когда мой однокурсник ужинает в столовой, а не в ресторане, он предпочитает сидеть под данной надписью.
Отличительных черт высшей касты — бесчисленное множество. Во-первых, это пуленепробиваемая уверенность в себе (скорее спокойное сознание собственного превосходства, нежели хамоватая самоуверенность — эта вылезает только во время попоек). Во-вторых, это мгновенно узнаваемая речь: так называемое RP-произношение (в народе — Queen's English), интонации и слова-маркеры, сами по себе подчеркивающие принадлежность говорящего к элите. В-третьих, внешний вид. Как и русского туриста в Европе, выпускника британской частной школы в Оксфорде можно безошибочно угадать со спины. Угадать по как бы небрежно и случайно, а на деле тщательно всклокоченной шевелюре, атлетическому телосложению (регби плюс гребля) и шмоткам в диапазоне от чересчур очевидных Abercrombie & Fitch / Jack Wills (низшая планка) до сшитых на заказ розовых брюк от оксфордского портного с Turl Streetс желтым пиджаком, голубыми носками и антикварной тросточкой (высшая планка).
Наивные студенты из простых смертных поначалу еще пытаются завязать знакомства с верхами и даже целый месяц «для галочки» занимаются греблей, но, наткнувшись на стену из вежливого безразличия и осознав бесплодность своих усилий, быстро прекращают попытки войти в круг избранных. В присутствии высшей касты они начинают говорить невпопад, запинаться, ощущая блеклость своей речи, и переминаться с ноги на ногу в кедах из Nextза 20 фунтов.
Даже маршруты, которыми передвигаются по Оксфорду феодалы и вассалы, настолько разные, что порой кажется, будто они живут в разных городах. Давайте вместе пройдемся по центру, и вы поймете, о чем я. Начнем в истинно плебейском месте — ливанской кальянной Al-Salamна Park End Street, любимом заведении местных казахов, коих великое множество. Дело в том, что — следите за руками — в городе Оксфорде находится не один университет, а целых два: знаменитый на весь мир Oxford Universityи ничем не выдающийся Oxford Brookes University, построенный в 90-х годах и не имеющий к именитому тезке никакого отношения. Но так как за пределами города об этом факте не знают, а между названиями города и элитарного вуза ставят знак «равно», то Oxford Brookesпереполнен студентами из всех уголков бывшего СССР. По возвращении домой они могут, не привирая, сказать, что «окончили Оксфордский университет», и продемонстрировать диплом при найме на работу. Кому в Азербайджане придет в голову, что оксфордских университетов может быть несколько? Особенно в этой схеме преуспевают казахи, чье дальновидное правительство субсидирует учебу на Западе. По схожему принципу на бренде «Оксфорд» паразитируют бесчисленные языковые и летние школы, пользующиеся популярностью во всем мире исключительно из-за географической локации. Побочным эффектом этого феномена является то, что летом город превращается в рай для постпубертатного пикапа: на улицы высыпают тысячи восторженных старшеклассниц и первокурсниц — латиноамериканок, азиаток и славянок, мечтающих о том, чтобы «оксфордский студент показал им город». Ко второму курсу один мой приятель настолько обленился, что сразу расставлял точки над i: «Из Бразилии? Сейчас я покажу тебе, где снимали „Гарри Поттера“. Все равно моя комната находится в том же колледже...»
Здесь следует сделать еще одно лирическое отступление и объяснить, что такое колледж. Наиболее распространенный вопрос туриста-неофита — «а где же само здание университета?». Такого здания нет. Oxford University— это конфедерация разбросанных по городу автономных административных единиц — колледжей, — объединенных общим сводом правил и экзаменационной комиссией. Каждый студент университета приписан к одному из сорока колледжей. Здесь он ест и спит, а также общается с великими и ужасными донами — его непосредственными академическими кураторами. Колледжи отличаются друг от друга уровнем престижности, политической и сексуальной ориентацией, архитектурой и финансовым благосостоянием.
Например, в то время как консервативному колледжу Christ Churchпринадлежит картинная галерея с оригиналами Тинторетто и Дюрера, готический собор и отрезок Темзы, на котором проводят соревнования по гребле между Оксфордом и Кембриджем, у либерального обшарпанного колледжа Templetonне хватает денег на канцелярские принадлежности. Да-да, верхний слой академического пирога тоже страдает социальным расслоением. Welcome to the layer cake, son.
Но вернемся к нашей прогулке. Выкурив в компании казахов яблочную шишу под верещащие из колонок «Черные глаза», мы готовы идти дальше. Наискосок от Al-Salamначинается престижный район Jericho, населенный околоуниверситетской интеллигенцией — профессорами и фрилансерами. Обычно именно у этой прослойки снимают жилье потомственные аристократы, когда на втором курсе наступает время покинуть стены колледжа, дабы опериться и стать самостоятельными. Это не метафора. В колледжах к студентам по сию пору приставлен scout— обычно безукоризненно вымуштрованный, сильно пьющий пожилой англичанин, регулярно убирающий комнату и оттирающий оксфордские ковры от уже третьего поколения аристократической блевотины после светских гулянок. Мы с моим скаутом Фрэнком быстро нашли общий язык: за бутылку виски в триместр он вообще не появлялся у меня на пороге. Ну, а район Jerichoнабит недешевыми кафе и ресторанами. Это территория элиты, особенно Freud's— коктейльный бар, расположенный в здании бывшей церкви. Если повезет, то здесь можно лицезреть, как очередной обладатель смокинга, будучи не в состоянии стоять, с кающимся видом ползает на коленях по тому месту, где некогда стоял алтарь (лермонтовский Максим Максимыч недаром называл англичан горькими пьяницами — прим. steissd).
Вообще пить Оксфорд не умеет, но пьет нечеловечески много. Это приводит к дракам. Дело в том, что, кроме ненавистных туристов, студентов из верхов и студентов из среднего класса, существует немаловажная четвертая сила, о которой часто забывают. Это стотысячное городское население, преимущественно с рабочих окраин, вот уже сотни лет обслуживающее горстку приезжих умников, живущих в баснословно дорогом центре (цены тут равносильны лондонским). Как если бы этой исходной ситуации было мало, в нулевых годах ряд оксфордских заводов, в том числе тогдашний банкрот MG Rover, провел резкое сокращение штата. Центр города моментально наполнился безработным и злым пролетариатом, топившим в пинтах «Стеллы» предчувствие неминуемого скатывания от скромного кирпично-ипотечного дома к бетонному блоку с неграми и крэком (конкретнее — в район Blackbird Leys). Давайте вырулим из тихого Jerichoна пабно-барную George Streetпятничным вечером, и вы все увидите сами.
Пейзаж напоминает «Войну миров» Уэллса. В воздухе стоит запах пролитого пива и разнообразных отходов человеческой жизнедеятельности. Два мента с безучастными физиономиями ведут, поддерживая за плечи, мертвецки пьяного студента, чем-то похожего на вожделенного для школьниц актера из «Сумерек». Как и подобает вампиру, его разбитый рот — в крови, порванная рубашка в темных пятнах, на голой шее болтается бабочка. Неподалеку лицом вниз, с руками, скрученными за спиной пластиковыми стяжками, лежит огромный рыжий детина в поло Lyle & Scottи, не замолкая ни на секунду, глухо ругается на неидентифицируемом диалекте; попытка транскрипции выглядит так: YE-FECKIN-CUNTS-ILL-FECKIN-KILL-YE-FECKIN-FECK. Через детину перешагивает, не обращая на него внимания, стая разногабаритных, но идентично одетых в розовое самок человека с красными рогами из плотного картона на головах. Их пронзительные визги на время заглушают ругань детины, смешиваясь с одобрительными скабрезностями с противоположной стороны улицы, где нетрезвым шагом следует в очередной паб группа молодящихся пятидесятилетних работяг в одинаковых рубашках навыпуск. Флирт и съем в пролетарской Англии возможен исключительно в серийном, массовом порядке, как коллективные свадьбы в армии Александра Македонского.
Чуть поодаль, сидя на тротуаре, плачет немыслимо пьяная городская девочка с характерными золотыми обручами в ушах; непосредственно за ее спиной трое регбистов в полосатых пиджаках частных школ мочатся на средневековую стену, параллельно с этим поедая размякшие чипсы из желтой полистироловой коробки, которую по очереди протягивает своим товарищам мочащийся посередине спортсмен. На углу маячит шпана из социального жилья в капюшонах и тренировочных костюмах; их недоброе внимание явно сконцентрировано на вызывающе дорого одетой компании первокурсников, опирающихся друг на друга вследствие предельной степени интоксикации. Невдалеке слышны сирены. Вечер начинается.
ОЧЕНЬ ГОЛУБАЯ КРОВЬ
Чтобы покинуть эту гоморру, нужно пересечь историческую Broad Streetи свернуть налево, но тут мы выйдем к содому. Именно так среди студентов именуется элитарный колледж Wadham, при правильном произношении рифмующийся с Sodom: еще с восемнадцатого века, когда глава колледжа бежал во Францию в связи с обвинениями в мужеложестве, Wadhamпользуется сомнительной сексуальной репутацией. Что снова приводит нас к занимательной социологии, так как негласный бисексуализм британской элиты — явление сугубо классовое и статусное. Конечно, в Оксфорде есть и открытые геи «из народа», проводящие унылые семинары и раздающие на улице радужные флажки, но это плебеи от гей-комьюнити (можно ввести в обиход новое слово — «плегеи»). Аристократия не опускается до подобных ярлыков; ее половая всеядность в духе лорда Байрона скорее подразумевается, нежели декларируется, и восходит все к тем же частным школам, в первую очередь к закрытым мужским пансионам с их традиционной дедовщиной, ритуалами инициации и повсеместным культом Древней Греции по принципу «лучше нет влагалища, чем очко товарища». Можно без преувеличения сказать, что в великосветских кругах Англии этот школьно-университетский период неразборчивости до сих пор считается естественной частью становления мужчины, так же как последующая неизбежная женитьба на благородной девице из женского пансиона с целью достойного продолжения рода. Лишь в последнее время в связи с массовым нашествием простолюдинов, не способных прочувствовать тонкости мужской дружбы древнегреческого образца, общий уровень гомоэротизма в университете резко понизился. Раньше было не так. Вспоминая 30-е годы, ирландский поэт-алкоголик Луис Макнис писал: «Я обнаружил, что в Оксфорде все интеллектуалы — гомосексуалисты, а все спортсмены — гетеросексуальны. Мне нравились женщины, но я не занимался спортом. В итоге меня нигде не приняли, и я начал пить».
Закончим нашу социологическую прогулку в самом центре, на безлико-магазинной Cornmarket Street. Здесь на расстоянии ста метров друг от друга находятся два полюса университетского мира: студенческий клуб Oxford Unionи студенческий бар Purple Turtle. Хотя членство первого открыто для всех и первокурсники из низов охотно платят немалые деньги за возможность поучаствовать в проводимых клубом политических дебатах, постоянная тусовка Oxford Unionпредсказуемо элитарна: здесь делало свои первые шаги большинство крупных игроков британской политики — от Тэтчер до Блэра. Здесь по-прежнему пьют херес, курят сигары и обсуждают новейшие скандалы, вальяжно развалившись на кожаных диванах, просиженных поколениями властителей дум. Человеку со стороны остается выпить за барной стойкой смущенную пинту и отправиться в «Фиолетовую черепаху» по соседству. Здесь все иначе. Вход со двора, оберегаемый угрюмыми вышибалами, ведет в глубокий подвал, заполненный броуновским алкодвижением. Преимущественно это волосатые и бородатые программисты, делающие вид, что они металлисты, провинциальные английские девочки с глуповатыми татуированными бойфрендами из городских, претенциозные юноши альтернативно-веганского вида, рассыпающие по столу табак из очередной неаккуратной самокрутки, и прочие либеральные отбросы консервативного инкубатора. Тут можно пофлиртовать с блядовитого вида барменшей, посетовать на то, как быстро продалась бездушной индустрии очередная надежда инди-рока, а главное — быстро и безобразно нажраться.
Аристократы если и попадают в «Черепаху», то лишь на финальной стадии опьянения. Белая кость не презирает средний класс, она просто его не замечает. Пролетариат и деклассированные элементы как минимум интересны в той же мере, в которой английским путешественникам XIX века была интересна аномальная длина клиторов у представительниц африканских племен. Для этого сугубо викторианского любопытства и его гротескных объектов есть даже подходящее, отдающее кунсткамерой слово — curiosity (то самое, которое у Диккенса в The Old Curiosity Shop). Все, что нельзя заспиртовать и продемонстрировать своим рафинированным друзьям летним вечером на веранде родового поместья, сопроводив искрометным рассказом, не представляет ценности для элиты. Интересна либо завораживающая красота, либо патологическое уродство; либо расточительное богатство, либо чудовищная нищета. Я не цитирую Уайльда, это — дословный пересказ нетрезвой, но очень симптоматичной беседы первокурсников во время празднования бароном Н. своего совершеннолетия в пятизвездочном отеле. Внимательный читатель заметит, что, учитывая социальный статус автора, он никак не мог быть допущен к такому обществу и к таким речам. Читатель прав, но забывает о единственном факторе, объединяющем, пусть и на сверхкороткое время, нации и классы. Это наркота.
ТАКСИ НА ЧЕТВЕРЫХ ПАССАЖИРОВ
В середине 2000-х унция обычной травы, продаваемой на юге Англии по четвертинкам, приносила около 140 фунтов, а если раскидывать 10-фунтовыми пакетами — то намного больше. В то же время в существенно менее благополучном Бирмингеме унция нормального стаффа, взятого у бывших одноклассников, стоила мне 40 фунтов. Я поразмыслил над этой простой формулой, прикинул стоимость месячного проездного на рейсовые автобусы National Expressи принялся за дело. Родители были рады (хоть и несколько удивлены) видеть меня каждые вторые выходные, а я мнил себя вторым Говардом Марксом, крупнейшим торговцем марихуаной 70-х, заложившим фундамент своей империи во время учебы в Оксфорде на факультете физики.
Первые два грамма я продал Алистеру, выпускнику Итона, прямо на лекции по истории, когда у того из сумки выпал гриндер. Отец Алистера был известным историком с авторской программой на Би-би-си, а в прошлом — советником Джона Мейджора. Уже начиная со второго триместра, Алистер брал у меня по пол-унции в неделю и вскоре перестал ходить на лекции. Зато он познакомил меня со своим кругом друзей, которые все были на одно лицо — кровь с молоком, взлохмаченные гривы, произношение как у Стивена Фрая, респектабельные имена — Руперт, Себастиан, Лоренс — и двойные фамилии через дефис. И у всех — предвкушение накурки в глазах.
Несмотря на то что я взял за правило толкать бирмингемское сено по 20-30 фунтов ниже стандарта, за все время среди моих покупателей не побывало ни одного представителя среднего класса. Я быстро понял, что дело не только в покупательной способности (хотя ребятам типа Алистера действительно было по большому счету по барабану, сколько платить, торговались они редко, и то лишь для того, чтобы произвести впечатление на своих девочек, обладательниц столь же тщательно всклокоченных причесок). Реальная причина была в том, что люди попроще могли сами пойти и без проблем найти дурь, полагаясь на простейшее чутье. Действительно, что тут сложного? У многих были связи с городскими и постоянные поставщики. Аристократы же оказались начисто лишены основных инстинктов, в первую очередь — навыка разговаривать с простыми людьми. Все школьные годы, изолированные от внешнего мира в пансионе среди бескрайних английских полей, они вешали на стены плакаты с листиком анаши и брали траву у одного и того же мегапопулярного одноклассника. Мир за пределами школы представлялся им опасным и экзотичным, окраины Оксфорда — чуть ли не Бронксом, а покупка пакетика плана — серьезной уличной миссией. Разумеется, мой маленький бизнес расцвел.
Моими единственными конкурентами в борьбе за состоятельную клиентуру оставались таксисты. Дело в том, что оксфордская преступность крайне эксцентрична. Если в других городах угоняют машины, то в Оксфорде — велосипеды (массово и крайне эффективно, с помощью фургонов и электропил). Одного выпускника Хэрроу при мне увезли в обезьянник за то, что он в нетрезвом виде «обвинил лошадь полицейского в гомосексуализме», и продержали до утра. С наркотой тут тоже все не как у людей. Большинство травы и таблеток продается не организованно, а кем попало вроде меня. Единственные, кто привносит в этот хаос некое подобие организованности, — это таксисты. Нужно лишь набрать номер и заказать такси для нескольких пассажиров по такому-то адресу. «Пассажир» — это четверть унции, «два пассажира» — пол-унции. Таксист приезжает по адресу и отдает нужное количество — разумеется, с дикой наценкой за быструю и остроумную доставку. Аристократы с радостью раскошеливались. Однажды друг Алистера по синей лавочке перепутал номера и позвонил в другую компанию, после чего долго пытался намеками получить стафф от недоумевающего таксиста, приехавшего действительно забрать пассажиров. Впрочем, так или иначе приторговывают все таксисты. «Нашу компанию основали два брата, Абдул и Фариз, — сказал мне один из них, когда я к третьему триместру начал шиковать и периодически ловить кэбы, — сейчас у нашей компании 80 машин. А поначалу у Абдула и Фариза не было даже одной! Они просто продавали траву, купили на эти деньги машину и начали развозить стафф. А однажды они просто подвезли кого-то и подумали: „Можно же еще параллельно и таксистами работать...“».
Однако я нашел управу и на таксистов. Два слова...
ПРЯМОЙ МАРКЕТИНГ
Продажа травы в Оксфорде — это тебе не секундная передача через рукопожатие на углу. Социальная интеракция неизбежна. Тем более что, за исключением торчков типа Алистера, стафф обычно пробивают во время вечеринок. Надо прийти, обменяться парой-тройкой малозначительных фраз с покупателем и его друзьями, произвести хорошее впечатление. В эти моменты я стал замечать, что любое мое мало-мальски адекватное высказывание на нормальном английском языке, будь то саркастическое замечание о погоде или уместная цитата из монолога полковника Курца, вызывали недоуменно поднятые брови и молчаливое недоверие высшей касты. Типа, ты же барыга, да еще и русский, ты чего это? Ты куда лезешь? И напротив — стоило мне ошибиться в произношении или спросить вполголоса «а где здесь туалет?», как в ответ следовал приветливый хохот, похлопывания по спине, приглашения выпить с хозяевами и обилие новых контактов. Я начал врубаться в тему. Им нужен был не просто поставщик травы, а curiosity— вызывающий интерес объект, который можно продемонстрировать скучающим друзьям: русский барыга, да еще из Бирмингема!
Спрос рождает предложение. Я побрил голову налысо. Купил кожанку. Прошел хитрую обратную эволюцию по восстановлению потерянного за годы жизни в Англии убедительного русского акцента. Для верности приобрел в Бирмингеме партию колес (50 пенсов за штуку при оптовой покупке ста таблеток; 5 фунтов за штуку при розничной продаже в Оксфорде). Перестал говорить о политике и погоде. Перестал использовать латинизмы в речи. Взял за правило часто рыгать, материться по-русски и рассказывать бесконечные непристойные анекдоты. Если бы в Оксфорде можно было достать балалайку и циркового медведя, я бы и им нашел применение. Я был в ударе. Я был квинтэссенцией русофобского лубка.
Успех превзошел все ожидания. Через месяц я понял, что не справляюсь с количеством работы, а оборот денег и травы становится небезопасным. Об учебе речь не шла уже давно (к счастью, на втором курсе нет экзаменов). Для обдолбанных регбистов я был свой в доску русский парень. Для их подруг я был charming creature, особенно когда пускал паровозы. Жеманные эстеты с расширенными зрачками, нарочито игравшие в героев Ивлина Во, жаловались мне на своих ветреных бойфрендов. И все хотели дуть. Я узнал, кто с кем спит и чья семья на грани банкротства. Постоянно прописался в Oxford Union, не заплатив ни копейки за членство. Я побывал даже там, куда не ступала нога выпускника государственной школы, — в святая святых английской аристократии, в загородных домах, на закрытых вечеринках типа А (эротизированный маскарад) и В (попойка с последующим уничтожением имущества — пригласили, когда прошел слух про таблетки). На знаменитых закрытых вечеринках типа С (разнузданная оргия) я не побывал лишь потому, что не продавал кокаин — намного более популярное вещество в данных кругах. Быть может, именно там и происходило все самое интересное, в духе кровавых оккультных ритуалов, описанных конспирологом Дэвидом Айком в его цикле статей об Оксфорде. Если честно, то я очень сильно на это надеюсь. Потому что то, что мне удалось увидеть в процессе моего неожиданного социального взлета, было обыденно до ужаса. Большое количество пьяных и упоротых тел, находящееся на ограниченном пространстве, лишено национальной и классовой специфики. С какого-то момента это просто биомасса, не отличающаяся от пьяных казахов из Al-Salamи неряшливых субкультурщиков из Purple Turtle. Я был разочарован. Недостижимый центр оксфордского мироздания оказался пустышкой. Лучше бы аристократы действительно ели детей.
К третьему курсу мы с британской элитой нечеловечески устали друг от друга.
P. S.
Я стою на крыльце Exam Schools, одетый в допотопную черную мантию выпускника, и докуриваю последний грамм бирмингемской травы. Моего поставщика посадили. Алистера отчислили. Я сдал экзамены и получил третью степень — худший из оксфордских дипломов. Разумеется, вне Оксфорда данная иерархия никого не волнует. Слова «диплом Оксфорда» и так вызывают священный трепет.
Говорят, что образование — это то, что остается, когда забываешь все, чему учили. Чему меня научил Оксфорд? Узнавать аристократов со спины. Продавать траву. Играть в оперетточного русского. Научил тому, что социальная сегрегация — это правильно и хорошо. Я по-прежнему не обладал какими-либо значимыми связями в английской элите. По-прежнему не имел ни малейшего понятия о том, кем был Карл I. Зато я понял, что у меня действительно хорошо получается.
В следующей жизни я поступлю в Лондонскую школу экономики.
Я в связи с . То, что крымские татары возбухли — это одно, но то, что им не только не дали по мозгам, так чтобы бежали быстрее собственного визга в Антарктиду (в Казахстан уже не получится, казахам эта шваль бы в *** не упёрлась, они их дальше границы не пропустят), власти задрали лапки и удовлетворили все их требования. При том, что сам факт наличия исламского «меджлиса» подобного рода чреват утратой Крыма по совершенно косовскому сценарию и построением на его территории независимой исламской республики.
Если Киеву Крым более не нужен, пусть отдадут его России, несмотря на идиотские придирки тов. Онищенко (кстати, едва ли обладателя такой фамилии можно обвинить в украинофобии, будь он «москалём»™, то его фамилия была бы «Анисимов») к бензпирену в конфетах фабрики имени Порошенко — всё лучше, чем получить бандитское исламское гнездо на южной границе... Так они ещё и практику набегов с угоном народа в рабство возобновят: именно из-за этого Российская империя была вынуждена атаковать Крымское хамство и присоединить его.
Конечно, украинцам виднее, как править своей страной, я ни в коем случае не претендую на то, чтобы их поучать, но будет жалко, если сценарий с независимой исламской республикой Крым станет реальностью.
Они решили было спрятать от общественности информацию о своих художествах во время ВОВ, так именно эту часть книги крымских русских краеведов и будем публиковать, чтобы с нею ознакомилось как можно больше народа. Хрен урюкам в пасть до самой 12-перстной кишки, а не изъятие информации. Остаётся только сожалеть, что Сталин принял по крымскотатарскому вопросу план Берии, а не Суслова.
Подробности истории с наглым выпадом крымских хамов и непонятным прогибом властей Украины — .
В общем, не знаю, флешмоб это или нет, но предлагаю всем присоединяться и распространять книгу как можно более широко.
Девушка, а почему у Вас ноги такие кривые? — А это чтобы ты уши не натер!
Уничтожив доместосом в унитазе всех микробов, испытал в туалете настоящий приступ одиночества...
Некоторые могут выпить для аппетита так, что потом два дня на еду смотреть не могут.
На поляне неподвижно лежал Буратино, а над ним черными воронами кружили дятлы.
— Вот на кого должен быть похож ребёнок? — Ну на отца конечно. — Дура! Ребёнок должен быть похож на мужа!
Уважаемая Оксана Ивановна, потерявшая свой паспорт в районе ул. Горького. От всей души поздравляем Вас с назначением на должность Генерального Директора и Главного Бухгалтера с правом подписи в 43 компаниях.
— Вот раньше презерватив стоил три копейки. А пирожок с повидлом — пять. — Это ж как на восемь копеек погулять можно было!
— Почему есть День учителя, День шахтёра, День металлурга и ещё многих других, но нет Дня депутата? Несправедливо как-то... — Да у них каждый день праздник!
Девушка: — Принцев нет, до нас доходят только кони. Парень: — Дело в том, что принцы ходят к принцессам, а кони — к лошадям...
чера в 21:00 без объявления войны соседи сверху привезли пианино своему ребёнку.
— Я никого не обманул, не ограбил, не убил за всю свою жизнь! Почему же я так плохо живу? — Ты сам ответил на свой вопрос.
Ярость прошла, обиды забыты. Трое в реанимации, пятеро убиты.
— Скажите, хозяин вашего магазина уже сделал себе прививку от бешенства? — Зачем? — На всякий случай! Смотрю цены у вас дикие и кусаются!
Электростанции становятся незаменимыми помощниками в случаях перебоев электроэнергии или и вовсе её отсутствия. Они широко применяются в качестве резервного электропитания бытовых приборов, промышленного оборудования, загородных домов, строительных площадок и т.д. Использование таких электростанций весьма эффективно при проведении строительных работ вдали от линий электропередач. Если же перепады электроэнергии незначительны или случаются кратковременные её отключения, то идеальным вариантом будут электростанции бензиновые. Такая электростанция также может использоваться для обеспечения работы бытовых приборов и других потребителей электроэнергии. Выбирая такую электростанцию (генератор), не забывайте о запасе потребляемой мощности в 20%. Также стоит обратить внимание на тип охлаждения генератора. Электростанция с воздушным охлаждением будет гораздо легче и меньше, чем генераторы с водяным охлаждением.
У нас представлен широкий ассортимент бензиновых электростанций и прочего оборудования для дома и сада. К примеру, у нас вы можете приобрести портальные мойки. К тому же, стоимость такой мойки будет ниже, чем конвейера. Портал работает по принципу бесконтактной мойки автомобилей. Это способно обеспечить более тщательное удаление грязи с поверхности вашего авто. Ведь в контакт с кузовом вашего автомобиля вступает лишь вода и моющий раствор. Принцип действия примерно следующий: вода под высоким давлением подаётся на поверхность автомобиля с довольно близкого расстояния. Отслеживание контура авто производится при помощи специальных инфракрасных датчиков, благодаря чему достигается максимально точный угол подачи струи. После таких «водных процедур» автомобиль подвергается сушке при помощи мощных вентиляторов.
Портальная мойка располагает несколькими программами мойки авто на выбор. Вы можете выбрать одну из следующих программ: предварительная мойка, основная мойка, сушка и воскование. Ни у кого не должно возникнуть сомнений в том, что портальная автомойка без сомнений начинает занимать ведущие позиции в области мойки автомобилей. В основном это достигается благодаря их чрезвычайно высокой производительности, качеству сушки и, конечно же, в надёжности. Также такая мойка известна своим щадящим отношением к лаковому покрытию автомобиля. В нашем магазине вы сможете приобрести всё необходимое оборудование для портальной мойки. Качество всего предоставленного оборудования гарантировано, а цена радует не только глаз, но кошелёк всех наших клиентов.
Причём, в самом прямом смысле слова. Поговорим о травмах во время полового секса.
Никто не спорит, что секс — это круто. Это очень круто. Однако, как и у любой другой физической активности, у него есть свои риски. Конечно, это тебе не прыжки с парашютом, но страшных аспектов всё равно хватает. Когда речь идет о таких чувствительных частях тела, травмы жутко пугают. Не дрейфь! Сексуальные травмы — это серьезное дело. Надо знать, на что подписываешься, прежде чем вступать в дело.
Перелом пениса
Это точно и определенно номер один в списке самых страшных сексуальных травм. Некоторые чуваки не верят, что это реально может произойти, но тем не менее. Типа «Это не кость, так просто его не сломать». Ложь. Сломать, еще как. Были прецеденты. Посмотри порно: у некоторых актеров до странности кривые причиндалы. Это всё последствия. Перелома пениса стоит бояться. Боженька, храни нас всех от этого.
Разрыв мошонки
Иногда по какой-то причине во время секса может произойти нехватка смазки. Ты можешь стараться продраться через эту сложность, чтобы кончить, но будь осторожен! Если будешь двигаться слишком резко, рискуешь порвать кожу! Представь себе порез бумагой, только вот это не порез, а разрыв. Разрыв на твоем пенисе. Надо быть очень осторожным каждый раз, когда слова «пенис» и «разрыв» оказываются в одном предложении. Бойся.
Ушиб/вздутие яичек
Ты любишь, когда твоя партнерша теряет голову, испытывает страсть и изнемогает. А почему нет? Это часть хорошего секса. Но не позволяй ей быть слишком безрассудной. Она, между прочим, имеет дело с очень хрупким и чувствительным инструментом. Слишком интенсивно подпрыгивая на тебе, она может покалечить твои шарики. Травма яичек может иметь самые плачевные последствия. Иногда из них даже что-то там сливают в качестве лечения, а это, согласись, не самая подходящая часть тела, чтобы втыкать в нее шприц.
Грыжа
Мы, мужики, везде любим показывать, какие мы сильные — и в постели в том числе. Поднимать ее, переворачивать, сажать на себя, а потом сбрасывать — так мы чувствуем себя еще больше мужиками. Стоит тебе перестараться — проблемы тут как тут. Частенько в постели угол для подъема не самый благоприятный, а это ведет к неудобным позам для поднимания чего-либо и грыжам. Грыжа — это больно. А еще она словно говорит твоей подружке: «Поднимая тебя, я заполучил грыжу». Страшно.
Разрыв брюшных мышц
Вообще мышцы могут порваться во время физической активности, и так сложилось, что во время секса уязвимы именно брюшные мышцы. Только подумай, как сильно ты напрягаешь пресс! Одно внезапное неловкое движение — и всё, уноси готовенького. Буквально так и есть: готовенького. Разрыв брюшных мышц — это мучительно, из-за такой травмы профессиональные футболисты даже покидают спорт. Так что прежде чем начнешь исследовать камасутру, еще раз подумай, выдержит ли такие постельные подвиги твой пресс.
Сердечный приступ
На удивление частое явление (один хранцузский президент помер от этого во время получения минета — прим. steissd). Не столько травма, сколько летальный исход. Сложи в одну кучу сильное возбуждение, долгую напряженную деятельность, сердечно-сосудистые заболевания и плохое здоровье — и получишь сердечный приступ. Избегай обезвоживания, следи за здоровьем, а если вдруг почувствуешь покалывание в челюсти или левой руке, остановись. Это признак того, что твое сердце не может справиться с нагрузкой. Не думай, что твоя девушка — спортивный снаряд. Да и вообще, всё хорошо в меру.
В общем, жить вредно. С кем-то — тоже. Переключайтесь на сношение мозгов.
Помирают они, в общем-то, так же, как и любые другие многоклеточные организмы с половым размножением. А потом их кремируют...
Шведский фотограф Ларс Тунбьёрк с присущей ему скрупулёзностью и неизменным чувством юмора фиксирует проявления бешеного потребительства, мертвящих последствий офисной жизни и театральной мишуры американской политики, обнажая абсурдную пошлость этих тенденций, что органично сочетается с манерой письма журналиста Джорджа Сондерса. Для очерка, посвящённого росту популярности кремации в США, журнал «Тайм» отправил Тунбьёрка в командировку по американской глубинке, чтобы в деталях отобразить всё то, что регулярно происходит в трёх разных крематориях страны.
На протяжении веков погребение оставалось наиболее распространённым обрядом расставания с телами умерших в Соединенных Штатах. Большинство американцев никогда и не помышляло об альтернативах: их бабушек и дедушек хоронили точно так же, как их прадедов и прапрадедов. Лежать в семейном склепе, рядом со своими ближайшими родственниками, считалось естественным и единственно правильным завершением жизненного цикла.
Но сегодня мы живём в совершенно ином обществе, нежели то, в котором мы жили всего лишь несколько десятилетий назад. В ближайшем будущем, согласно прогнозам, всё большее число американцев будет предпочитать кремацию традиционному захоронению.
Недавний рост популярности кремации, возможно, связан с Великой депрессией. Стоимость сжигания тела составляет всего лишь четверть стоимости традиционного погребения. Но дело здесь не только в цене.
С одной стороны, наше современное общество гораздо более мобильно. Мы не покупаем семейные участки, как это делалось раньше: многие из нас получают образование, создают семью, устраиваются на работу и всё больше удаляются от места своего рождения. Когда наступает срок последнего упокоения, перевозка урны с прахом оказывается значительно более простым решением, чем транспортировка тяжёлого и громоздкого гроба.
Исторически сложилось, что американцы в подавляющем большинстве являются христианской нацией, а христианство по целому ряду причин всегда предпочитало захоронение. Но сегодняшнее общество становится все более светским, и многие из нас теперь идентифицируют себя как атеисты или агностики. Но даже те, кто считают себя людьми религиозными, часто не связаны с той или иной конфессией. Это снижение роли религии, традиционно диктовавшей нам всё, вплоть до способов захоронения, привело к тому, что растущее число американцев рассматривает иные варианты распоряжения останками усопших.
Кремация также привлекает и тех, кто озабочен вопросами экологии: традиционное захоронение включает в себя размещение тела, наполненного веществами для бальзамирования, на участке земли, который необходимо будет поддерживать в течение неограниченного срока. Очевидно, что предание тела огню наносит гораздо меньше вреда окружающей среде, тем более, что в последнее время всё большую популярность приобретает новый метод так называемой экологически чистой кремации. «Зелёная кремация», использующая смесь воды и гидроксида калия, уверенно идёт на смену сжиганию тел в пламени огня и доступна уже во многих штатах.
Популярность кремации, по всей вероятности, будет и дальше расти, поскольку мы становимся всё более мобильным, светским и экологически сознательным обществом. В не слишком отдалённом будущем предание тел земле вполне может стать лишь курьёзным исключением на фоне вполне разумного, менее дорогостоящего и экологически безопасного метода, который уже и сейчас широко распространён и всё более доступен.
Мёртвое тело, готовое к кремации, только что было помещено в экологически чистый резоматор. Эта камера из нержавеющей стали, принадлежащая Бюро похоронных и кремационных услуг Брэдшоу, использует вместо пламени смесь воды и гидроксида калия, чтобы расщеплять тела на пептиды, мыла, соли и сахарозу.
Джим Брэдшоу готовит тело для кремации в Бюро похоронных и кремационных услуг Брэдшоу
Джейсон Брэдшоу и сотрудник бюро Кэмерон Блэк помещают тело в резоматор
Джейсон Брэдшоу позирует у контейнеров с химическими веществами, используемыми для «зелёной кремации», демонстрируя мешок с человеческими останками, которые подверглись этому процессу
Рой Куинн, оператор крематория при Форест-Лонском Мемориале, помещает тело в кремационную печь
Тело сжигается в печи крематория при Лейквудском кладбище
От тела, кремированного в пламени огня, остаётся зола, а также крупные фрагменты костей, попадающие в специальный лоток. Эти фрагменты измельчаются в агрегате, смонтированном под лотком, прежде чем прах передадут членам семьи усопшего
Рой Куинн, оператор крематория при Форест-Лонском Мемориале, пересыпает прах в специальный мешок после измельчения останков
Урна с прахом женщины, скончавшейся в возрасте 94 лет, покоится на сиденье автомобиля по пути из крематория на кладбище
Пастор Джоэл Мартин из Лютеранской церкви Христа читает молитву во время захоронения праха женщины рядом с останками её мужа на кладбище в Окленде
Кэти Стенсон, бухгалтер Лейквудского кладбища
Различные урны, выставленные на продажу в крематории Брэдшоу
Крематорий Брэдшоу предоставляет часовню для проведения поминальных служб
Примерно треть пепла распыляться, треть закапывается в землю и треть хранится в урнах. Лейквудское кладбище предлагает семьям ниши для постоянного хранения урн
Английский писатель и критик Мартин Эмис предлагает американцам и европейцам перестать нянчиться с исламом, наплевать на политкорректность и посмотреть правде в лицо.
Религия — тема скользкая. На Западе для религиозной веры сегодня нет убедительных оправданий — если не считать ими невежество, реакционность и сентиментальность. К Востоку это не относится: мы признаем, что во многих крупных странах религиозные убеждения определяют суть почти каждого человека. И мы согласны, что вера — это всемирно-историческая сила. Мы также видим, что во всех религиях существуют свои террористы — христианские, еврейские, индуистские, даже буддийские. Но эти религии нас не слишком беспокоят. Нас беспокоит ислам.
Хочу, чтобы меня поняли правильно. Мы уважаем пророка Мухаммеда, эту блестящую историческую личность, которая соединяет в себе революционера, воина и правителя. Это и Христос, и Цезарь «с Кораном в одной руке и с мечом в другой», как писал о нем Уолтер Баджот (британский экономист XIX века. — Esquire). Мы уважаем Мухаммеда. Но мы не уважаем Мухаммеда Атту (лидер террористической атаки 11 сентября 2001 года). Мы уважаем ислам. Но исламизм? Трудно уважать духовную силу, призывающую к нашему уничтожению.
Наша сегодняшняя реальность — невероятна и непредставима еще в конце 1990-х годов. Это было время, когда Америка могла позволить себе роскошь целый год заниматься Моникой Левински. Теперь нам кажется, что Моника с Биллом жили в эпоху невинности. С тех пор мир потерпел моральное крушение, сопоставимое по духовным последствиям с Великой депрессией 1930-х. Со стороны Запада — колоссальная сдача позиций, усовершенствованная техника допроса, Гуантанамо, Абу Грейб, две войны, десятки тысяч трупов. Все это надо трезво сопоставить с достижениями противостоящей идеологии. Мне придется еще раз сказать то, что не очень хорошо усвоено: самые фанатичные исламисты хотят уничтожить всех и каждого, кроме самих фанатичных исламистов, при этом любой моджахед считает необходимым избавиться от всех немусульман — либо обратить в свою веру, либо убить.
Исламисты убеждены, что всякому, кто ради «общего дела», разорвет себя бомбой на куски, уготован рай. Сэм Харрис в книге «Конец веры: религия, террор и будущность разума» подчеркивает полноту и быстроту «спасения», которое обеспечивает себе террорист-самоубийца. «Мученичество — единственный способ для мусульманина избежать сурового разбирательства, которое предстоит в День Суда, и проследовать прямо на небеса. Вместо того чтобы столетиями гнить в земле, ожидая допроса, который будут вести гневные ангелы, мученик мгновенно возносится в сад Аллаха...». Помимо девственниц, «подобных жемчугу хранимому», Коран обещает террористу-смертнику вино «из текущего источника — от него не страдают головной болью и ослаблением», а также райское бессмертие его родственникам. И это не единственное его благодеяние для клана, который мог до недавнего времени рассчитывать на вознаграждение в 20 000 долларов из Ирака плюс 5000 из Саудовской Аравии.
Терроризм смертников — поразительно чуждое нам явление, чуждое настолько, что западное общественное мнение оказалось неспособно рационально на него отреагировать. Естественно, мало кому хочется подвергать критическому анализу набожность палестинской матери, которая, вырастив одного террориста-смертника, выразила желание, чтобы ее младший сын пошел по стопам брата. Но пора по крайней мере перестать с уважением относиться к ее «гневу». Пора удивиться силе глубоко укоренившейся и яростной идеологии, силе патологического культа смерти.
О самодостаточности или крайнем нелюбопытстве исламской культуры говорили многие. Исламские державы позднего средневековья едва замечали существование Запада, пока они не начали проигрывать ему сражения. Традиция интеллектуальной автаркии была настолько прочной, что ислам оставался безразличен даже к легкодоступным и явно полезным новшествам, в том числе, что невероятно, к колесу. Но ислам оказался-таки восприимчив к европейскому влиянию — к влиянию Гитлера и Сталина. Черты сходства между исламизмом и тоталитарными культами прошлого столетия увидеть нетрудно. Антисемитские, антилиберальные, антииндивидуалистические, антидемократические и, самое главное, антирациональные, эти культы тоже были культами смерти, которая служила для них движущей силой и топливом. Главное различие — в том, что рай, который нацисты и большевики хотели сотворить, был земным, и почву для него должны были удобрить миллионы трупов. Смерть для них все-таки была смертью. Для исламистов смерть — это желанная цель и святыня; смерть — это начало.
Взрывы смертников — это больше чем терроризм. Это хорроризм (от англ. horror — «ужас». — Esquire). Это предельное зло. Террорист-смертник разжигает ожесточение против людей и в своих потенциальных жертвах. Вспомним поразительно скорую расправу с бразильцем де Менезишем в Лондоне. Или панику на мосту в Багдаде 31 августа 2005 года, спровоцированную ложным слухом. Это и есть плоды сверхтеррора: стоит шепнуть несколько слов, и тысяча человек гибнет в давке.
В июле 2005 года я летел из Монтевидео в Нью-Йорк с моей шестилетней дочерью и ее восьмилетней сестрой. Теперь я знаю, что шестилетние девочки могут выглядеть подозрительно, но к моей младшей дочери это не относится. Тем не менее я полчаса ждал, пока сотрудник службы безопасности методично обыскивал ее рюкзачок, разглядывая каждый цветной мелок, прощупывая игрушечного утенка.
Хорошо бы найти более точное слово, чем «скука», для того обессиливающего оцепенения, которое меня охватило.
Мы с дочерьми благополучно прибыли в Нью-Йорк. Там на некоторых станциях метро в порядке борьбы с терроризмом полицейские обыскивали всех пассажиров. И мне невольно представилось будущее, в котором поездка на городском автобусе равнозначна полету на самолете компании El-Al (израильская авиакомпания. — Esquire). В безопасности Лонг-Айленда я смотрел телерепортажи из моего родного города, где находились еще трое моих детей. Показывали лондонцев, идущих 8 июля на работу пешком, напряженных и зорких (на следующий день после взрывов в Лондоне 7 июля 2005 года. — Esquire). В тот момент я понял, как прав был Эрик Хобсбаум, сказавший в середине 1990-х, что терроризм составляет часть атмосферного «загрязнения» западных городов. Это рентабельная программа. Взорвешь в Нью-Йорке — загрязнишь Мадрид. Взорвешь в Мадриде — загрязнишь Лондон.
Подозреваю, что эпоху террора будут вспоминать и как эпоху скуки. Не той скуки, какую испытывают пресыщенные и избалованные, а сверхскуки, дополняющей сверхтеррор смертников и придающей ему законченность. Скука — это нечто, чего наш противник не ощущает. Поясню: противоположность религиозной веры — это не атеизм. Это независимость сознания. Говоря об эпохе скуки, я имею в виду не очереди в аэропортах и не обыски в метро. Я имею в виду глобальную потерю независимости сознания.
Как фундаменталистский иудаизм и средневековое христианство, ислам тотален. Это означает, что он притязает на личность в полном объеме. Личности в нем не существует вовсе, есть только умма — сообщество верующих. Аятолла Хомейни в своих многостраничных сочинениях часто возвращается к этой теме. В большинстве религий, замечает он, верующие считают, что, если они соблюдают все формальные требования, в остальное время могут вести себя более или менее как им вздумается. «Ислам не таков», — твердит нам Хомейни. Ислам следует за тобой повсюду — на кухню, в спальню, в ванную, а после смерти — в вечность. «Ислам» означает «покорность» — отказ от независимости сознания.
В 2002 году общий валовой внутренний продукт арабских стран был меньше, чем ВВП Испании; исламские страны далеко отстали от Запада и Дальнего Востока во всех показателях производства, в создании рабочих мест, в технологии, в грамотности, в продолжительности жизни, в развитии человека, в интеллектуальной жизнеспособности. Плюс такие факторы, как тирания, коррупция, отсутствие гражданских прав и гражданского общества. Что не так? Мой ответ таков: всему виной иррационализм, темная логика, лишающая исламский мир таланта и энергии половины его населения. Импульс к рациональному анализу среди мусульман сейчас, несомненно, очень слаб. Но что будет, если мы потратим часть из следующих 300 миллиардов долларов (стоимость военных операций США в Ираке и Афганистане. — Esquire) на подъем самосознания в исламском мире?
Ожесточенность присуща всем религиям и всем идеологиям. Каждая система верований включает в себя долю иллюзии и поэтому не может защищать себя только на сознательном уровне. На нечто обидное или смущающее верующий реагирует гормонально. Никогда не забуду выражение лица привратника иерусалимской мечети Купол Скалы, когда я легкомысленно предложил, чтобы он пренебрег каким-то календарным запретом и пустил меня внутрь. Его лицо, до этого прохладно-приветливое, превратилось в маску, и эта маска заявляла, что он теперь имеет полное право убить и меня, и мою жену, и моих детей. Я понял тогда, что выражение «глубоко верующий» — грубое надругательство над понятием глубины. Нельзя назвать что-то глубоким только потому, что это единственное, что есть в наличии; скорее это глянец, прикрывающий пустоту. Тысячелетний ислам — идеология, наложенная на религию. Одна иллюзия на другую. Здесь не просто тенденция к ожесточенности. Ожесточенность — это все, что здесь есть.
В случае религии, то есть веры в сверхъестественное, в игру вступает прошлое — не 2000 лет, а приблизительно пять миллионов. И тем не менее, пришло время проявить нетерпение. С интеллектуальной и нравственной точки зрения оппозиция к религии уже занимает сильное положение. Независимо мыслящим людям пора теперь бороться и за сильное положение в духовном смысле. via:
6 современных тенденций декоративного освещения интерьера
Роль освещения в интерьере трудно переоценить — оно создает условия для активной работы и комфортного отдыха, сохраняет зрение, и наконец, способствует хорошему настроению и эстетическому восприятию помещения.
Какой источник света лучше?
Лидерство в завоевании рынка осветительных приборов, без сомнения, принадлежит светодиодным лампам. Компактность, безопасность, эстетичность, широкая функциональность этих устройств позволяют применять их на фасадах зданий, для наружной рекламы, в помещениях с повышенной влажностью, встраивать в мебель. Наиболее универсальным типом являются линейные светодиодные лампы G13. Их преимущества состоят в следующем:
Низкое энергопотребление (не более 10 Вт для угла свечения 120о).
Устойчивость к перепадам напряжения.
Долговечность (не менее 11 лет при типовых условиях эксплуатации).
Возможность освещения любым цветом или сочетанием цветов.
Стандартный цоколь и удобство монтажа.
Экологичность и безопасность.
Современный интерьер и правила освещения
Использование осветительных приборов нового поколения произвело настоящую революцию в светодизайне. Наиболее актуальными тенденциями освещения интерьера являются следующие:
Многоуровневость. В дополнение к потолочному и настенному освещению используется элементов интерьера, в первую очередь ниш и проемов, создающая трехмерность пространства и позволяющая трансформировать его, включая и выключая отдельные световые элементы.
Нижняя подсветка. Встроенные в пол светильники создают направленный вверх световой поток, подчеркивающий стены или акцентирующий какие-то детали, что создает необычный эстетический эффект.
Подвижные светильники. Поворотные, тросовые и трековые системы позволяют легко переходить от равномерной освещенности к направленной и наоборот. Кроме повышенной функциональности, такие системы еще и некритичны к конфигурации потолков.
Скрытый светв качестве фонового освещения (расположение источников света над шкафом, за карнизом и т.п.).
Изменение яркости. Диммеры (регуляторы яркости) позволяют легко изменять световой фон помещения, акцентируя одни детали и делая незаметными другие, а также способствуют экономии электроэнергии.
Декоративные эффекты. Изменение цвета освещения, переливающиеся стены, звездное небо на потолке помогут создать нужное настроение для релаксации или развлечь гостей.
Тенденции светодизайна стремительно развиваются. Они помогают не только достичь оптимальных характеристик освещенности, но и проявить свой индивидуальный вкус и творческую фантазию.
Встретить шкаф-купе сегодня можно практически в каждом доме или квартире. Эргономичность шкафа и его неповторимый облик, делают эту мебель особенно популярной в наши дни. Кроме этого, установить встроенный шкаф-купе в нишу или угол – значит, сделать пространство, которое ранее «бездействовало» функциональным, сэкономив при этом немало площади. Классические шкафы с распахивающимися наружу дверцами становятся все менее привлекательными, особенно в стандартных квартирах. На смену им приходят купе, двери которого позволяют почти в два раза сэкономить площадь, необходимую для установки и пользования шкафов. К сожалению, готовые шкафы-купе, которые можно встретить в салонах-магазинах, не отличаются большим разнообразием, как в формах, так и в цветах. Трудно подобрать такой шкаф, чтобы он подходил идеально по размеру отведенного для него места.
Все эти проблемы с легкостью решает заказ шкафа-купе от компании Makore. Наша мебель позволяет увеличить пространство, сделав его стильным и индивидуальным. Удачно вписываясь в любой интерьер, шкафы-купе от Makoreотличаются высокими эксплуатационными характеристиками, поскольку при их изготовлении мы используем только самые лучшие материалы, механизмы и фурнитуру.
Учитывая место, где будет установлен шкаф-купе, мы грамотно предложим вам различные варианты его исполнения. К примеру, это могут быть декорированные фотопленкой раздвижные двери или же двери из стекла, которые чаще всего применяются при изготовлении шкафов, предназначенных для гостиной. Зрительно расширить пространство позволят зеркальные двери, столь популярные в шкафах-купе для прихожих. Какой бы из вариантов оформления и наполнения шкафа-купе вы не выбрали, мы изготовим его для вас качественно, в короткие сроки и по доступной цене.
Получить удивительный интерьер позволят шкафы-купе, отделанные редкими материалами, такими как Ротанг и Бамбук. Роскошный и индивидуальный вид придает эко-кожа. Качественная фурнитура и механизмы, которые мы применяем при изготовлении шкафа-купе, гарантируют ему долгие годы эксплуатации. Опыт и профессионализм сотрудников компании Makore в сочетании с современными технологическими линиями на производстве позволят обеспечить прекрасное качество любой мебели, которая выпускается компанией Makore
Бритье — является популярным и легким вариантом избавления от волос на ногах. Но несмотря на простоту этого способа, найдется немало вопросов в процессе достижения поставленной цели. Как побриться, чтобы не порезаться?
Бритье — является популярным и легким вариантом избавления от волос на ногах. Но, не смотря на простоту этого способа, найдется немало вопросов в процессе достижения поставленной цели. Как побриться, чтобы не порезаться? Как добиться идеально чистой кожи? И один из главных вопросов: что надо делать, чтобы не появилось раздражение? На рынке средств для удаления волос можно увидеть разнообразие продуктов с данной целевой направленностью, и он постоянно пополняется. Воск, крема для эпиляции, электроэпиляторы и различные центры эпиляции– выбор велик, но все же при богатстве разнообразия на пьедестале почета стоит бритвенный станок. Объяснить это довольно легко: дешево, доступно, быстро. Любая женщина, поставив себе цель побрить ноги с помощью станка, задастся вопросом: как сделать это, чтобы получить максимально лучший результат? Во-первых, необходимо подобрать инструмент. Среди станков для бритья выделяют одноразовые и многоразовые. Если выбирать одноразовые, то надо быть готовой к покупке большого количества станков, так как их минус в коротком сроке службы, их лезвия быстро притупляются. В многоразовых станках можно будет менять лезвия, причем после нескольких применений. Разница между теми и другими в цене: одноразовый станок – дешевый вариант, многоразовый – дорогой. Во-вторых, одним из постулатов грамотного бритья является использование специальных средств, которые уберегут кожу от раздражения. Идеальным вариантом будут гели для бритья, которые смягчат и увлажнят кожу. Лучше воздержаться от использования мыла, так как оно может пересушить кожу ног. В-третьих, при бритье важны выбор момента бритья и правильная техника. Лучше данную процедуру проводить после водной процедуры, которая подготовит кожу и волосы к процедуре бритья. Далее на кожу необходимо нанести средство для бритья. Перед использованием лезвие бритвы следует ополоснуть водой. Сбривать волосы можно по направлению их роста или против. Применение способа бритья по росту волос сводит к минимуму возможность пораниться, но при этом на обрабатываемой зоне может быть не достигнута безукоризненная чистота. Способ бритья против направления роста волос, напротив, поможет сделать кожу идеально чистой, но риск порезаться увеличивается. Необходимо следить за тем, чтобы один и тот же участок не обрабатывался более одного раза, так как это травмирует кожу. Волосы с бритвенного станка следует смывать после каждого сделанного движения бритвы, а в конце процедуры бритву нужно хорошенько промыть водой. Завершающей точкой в ритуале бритья ног является нанесение на кожу средства для ее увлажнения. Бритье ног может быть комфортным, если знать все эти нехитрые премудрости. Но надо быть готовым, что данную процедуру придется повторять часто, как правило, через несколько дней, по мере роста волос.
