Интересно, используются ли для подрыва обнаруженных арабских террористических туннелей боеприпасы объёмного взрыва? Это было бы весьма эффективным, возможно, достало бы тех, кто там укрываются на расстоянии от входа. Но, увы, такие подробности в сообщениях о борьбе с туннелями отсутствуют.

Если бы Путин потребовал от Порошенко прекратить боевые действия и объявить перемирие сразу после сдачи Гирькиным Славянска, вонь в мире поднялась бы до небес, а Путина объявили бы фашистским агрессором.

Но почему этому [матерное обозначение пассивного гомосексуалиста] Пан Ги Муну можно требовать того же от Израиля накануне разгрома ХАМАСа? Ведь любой мир, о котором не запросил сам ХАМАС, будет истолкован, как его победа (до сих пор один из комментаторов моего журнала убеждён в том, что-де Хизбалла победила в 2006 году — хотя Израиль вынудила прекратить войну не она, а давление извне, к которому на определённом этапе подключились даже США, хотя там не было и сотой доли тех потерь гражданского населения, как во время продолжающейся по сей день сирийской войне — но никто не требует от Асада прекратить боевые действия и удовлетворить требования его противников). Израильтяне согласны во имя разгрома военного потенциала террористов нести военные потери (никакой истерики в связи с 200-ми в стране нет и в помине), но тут прилетает из ООН чебурашка в голубой комбинашке и не даёт добить врага.

Если так уж этому ё**ному мировому сообществу так уж нужно устранить государство Израиль, то пусть выделят в стране с малой плотностью населения, хотя бы в той же Канаде, территорию для размещения 6.5 миллиона человек (евреев, арабов-христиан, черкесов и друзов, арабов-мусульман, эвакуировать незачем, они себя считают палестинцами) и переселить всех туда. Даже государственного статуса не понадобится, просто принять в гражданство. И необязательно расселять компактно, большинство людей знает английский язык, так что можно селить по всей территории. Естественно, золотовалютные запасы Израиля, а они весьма немаленькие, при этом перейдут в собственность той страны, которая примет всё это население, и покроют большую часть расходов на приём.

Творится попытка передела и оседлания потоков бабла новыми кланами, за счёт тех, которые сидят на этих потоках с 30-50-х годов прошлого века. Прежние приходили к власти под лозунгами национализма, новые выдвигают исламские тезисы, но суть прежняя — пробиться к баблу. Недаром даже арабские источники критикуют главу ХАМАСа Машаля за то, что он ведёт «неисламский» роскошный образ жизни, с дорогими машинами и роскошными виллами, за счёт катарального шейха.

Понятно, что прежние хозяева бабла просто так его отдавать не хотят, так что «война в Крыму, всё в дыму, и йух чего понятно» (Крым упомянут вне связи с Украиной, это устойчивое выражение) гарантирована. Остаётся только надеяться, что пассионарии из противоборствующих кланов умножат друг друга на нуль, а ещё лучше — на квадратный корень из отрицательного числа, и в период после большой драки в арабском обществе станет преобладать подход «лишь бы не было войны».

Радикальные исламисты-джихадисты вышли из рядов «Аль-Каиды», начавшей свой кровавый путь войной против Советской армии. Второе поколение воевало с американцами, создав группировку «Аль-Каида» в Ираке«, а третье воюет сейчас в Сирии и Ираке.

Свирепость «Aль-Каиды» в Ираке«, творившиеся боевиками бесчинства в отношении мирных жителей восстановили против джихадистов даже тех самых суннитов, на помощь которым они прибыли. Многие сунниты решили, что «Америка — это плохо, но „Аль-Каида“ еще хуже». Возник парадоксальный альянс между вчерашними врагами — суннитскими боевиками и американскими военными. «Аль-Каида» в Ираке проиграла, но ее выручила война в Сирии.

Переименованная в «Исламское государство Ирака и Леванта», эта армия лихих убийц под руководством Абу Бакра аль-Багдади, переместившись через границу в Сирию, стала вести войну как против режима Башара Асада, так и против других оппозиционных группировок, особенно умеренных, прозападных.

Но вот ситуация в Сирии стала более благоприятной для Асада. Умеренной оппозиции так и не удалось получить серьезное оружие от Запада и Саудовской Аравии. Опасения по поводу того, что это оружие попадет в руки ненавидящей Запад и Израиль «Аль-Каиды», связывают руки Бараку Обаме.

Видимо, аль-Багдади перестал считать приоритетной задачей свержение Асада. Его людям важнее сосредоточиться на создании того, что начертано в названии организации, — «Исламского государства» (теперь слова «Ирак» и «Сирия» отброшены). В Сирии достаточная территория уже ими контролируется; настало время перенести центр тяжести борьбы туда, откуда они пришли, — в Ирак. Два года тому назад аль-Багдади из Мосула вторгся в Сирию, теперь он из Сирии вторгся в Мосул.

Блицкригу джихадистов способствовало глубокое возмущение иракских суннитов нынешней багдадской властью. Американцы, сделавшие шиитского политика Нури аль-Малики главой правительства, советовали ему привлекать к власти суннитское меньшинство. Он же, напротив, удалил суннитов (еще недавно, при Саддаме Хусейне, бывших «солью земли» (!)) со всех значимых позиций в государстве.

Нынешнее постсаддамовское государство в Ираке создано усилиями двух врагов — США и Ирана — и от этих держав зависит. Иракские политики могли бы это использовать (ласковый теленок двух маток сосет), но они, бездарные и сварливые, оттолкнули Вашингтон, добившись вывода американских войск (что было ошибкой, ведь морские пехотинцы не допустили бы сейчас суннитских боевиков в Мосул) и сделали такой крен в сторону Ирана, что это многократно усилило гнев суннитов.

Что же теперь? Как Иран, так и США не могут допустить консолидации суннитского «Исламского государства» на территории Сирии и Ирака. Для иранцев это означало бы тяжелейшее поражение только-только пробудившегося, вставшего на ноги арабского шиитского сообщества. Для американцев это был бы посмертный триумф Усамы бен Ладена, но важнее другое: Вашингтон обязан соблюдать интересы своего главного, давнего и неизменного союзника на Ближнем Востоке — Саудовской Аравии.

А саудовская монархия больше всего опасается, что головорезы аль-Багдади, духовные дети бен Ладена, объединятся с организацией, доставляющей Эр-Рияду непрестанную головную боль, — с «Аль-Каидой» на Аравийском полуострове«. Эта группировка долгие годы ведет войну с саудовской династией, которую бен Ладен называл нечестивой и предательской. Для него одной из главных целей в жизни было ниспровержение саудовской монархии, и «Аль-Каида» на Аравийском полуострове«, действующая в соседнем Йемене, верна его заветам. Если бы образовалась ось между двумя группировками, под власть исламистов скорее всего попала бы и Иордания. Джихадистское, верное идеям бен Ладена государство, пусть и суннитское, стало бы смертельным врагом Саудовской Аравии. Поэтому совершенно неверно утверждать, что Эр-Рияд стремится восстановить в Ираке позиции арабов-суннитов; гипотетически, по умеренной саудовско-американской модели, — да. Но ведь в сегодняшней конкретной ситуации суннитское господство в Ираке может быть реализовано только наследниками «Аль-Каиды».

Королевство находится между двух огней. Конечно, враг № 1 — Иран, великая шиитская держава. Но не намного лучше и «свои», суннитские радикалы, мечтающие о ниспровержении монархии.

Со всеми этими нюансами связана и двойственная, нечеткая позиция Соединенных Штатов. Надо спасать созданный американцами иракский режим, пусть даже он и не оправдал их ожиданий и вообще оказался не проамериканским, а скорее проиранским. Но поддержка шиитов в Ираке может вызвать сильную волну антиамериканских настроений среди арабов-суннитов, а ведь из 21 арабской страны 20 являются суннитскими. Даже «умеренная» сирийская оппозиция, в основном суннитская, была бы обескуражена. Правда, если переговоры Ирана с Западом по ядерной программе приведут к окончательному соглашению, Иран уже перестанет быть для Вашингтона главным врагом и можно будет смириться с тем, что Асад останется у власти в Дамаске. Особенно в свете последних событий, которые показали, что он — меньшее зло и для Америки по сравнению с суннитскими джихадистами.

Одним словом, буквально все попали в двусмысленное или даже тяжелое положение — разумеется, кроме торжествующего пока что вожака джихадистских головорезов аль-Багдади, именуемого сейчас «халифом Ибрагимом», и Башара Асада, о котором даже как-то стали забывать на фоне событий в Ираке. Но гораздо важнее другое: и Сирия, это «сердце арабского мира», и Ирак находятся на грани катастрофы и распада. Накапливавшиеся столетиями противоречия между суннитским и шиитским толками ислама плюс подъем радикального исламизма — все это оказывается сильнее модели «национальных государств», установленной на Арабском Востоке Великобританией и Францией после Первой мировой войны.

Источник.

Этих людей не только нет, но и не было. Тем не менее, они оказали немалое влияние на общество.

Нет, это не раскрытие всех механизмов работы мифической мировой закулисы и не способы выживания в эпицентре термоядерного взрыва эквивалентом 58 мегатонн ТНТ во время землетрясения магнитудой 25 по шкале Рихтера. Всего лишь интересные сексуальные позиции...

Некоторые повседневные вещи настолько привычны, что мы не обращаем на них внимания и делаем всё на автомате. Тем временем такие простые дела, как чистка зубов, рукопожатие и даже дыхание можно делать немного по-другому, немного лучше. Вот 10 таких вещей, которые каждый из нас делает каждый день.





Если изложить суть ролика в нескольких словах, то для правильной заточки необходимо держать нож под углом 12-15 градусов к точильному камню. Идеальным предметом для сверки угла может выступать спичечный коробок. А для того, чтобы нож был ещё острее, необходимо прикладывать к ножу достаточное усилие, прижимая его к точильному бруску. Усилие должно составлять 2-3 килограмма и проверить его можно с помощью обычных пищевых весов.























Источник.

Ну, чтобы можно было указать в резюме наличие диплома Гейдельбергского университета, коль скоро на МИТ или Гарвард не хватает средств.

Понимая, что в ходе операции в Газе могут пострадать гражданские, командование израильской армии распорядилось разбить полевой госпиталь на границе с Газой, чтобы если кто из арабов случайно попадёт под раздачу, оказать ему там медицинскую помощь. Но ХАМАСу это пришлось не по нраву.

Вечером 23 июля боевики в секторе Газа выпустили несколько минометных снарядов по военно-полевому госпиталю, раскинутому Израилем у КПП Эрез на границе с Газой для оказания помощи арабским же жителями самого сектора.

По словам военного источника, ХАМАС чинит препятствия тем арабам, которые хотят обратиться за медицинской помощью к израильским врачам, а также тщательно скрывает информацию о существовании такого израильского госпиталя на границе с сектором.

Как уже неоднократно сообщалось, ХАМАС устраивает свои базы, штабы и оружейные склады в гуще мирного населения — в школах, детских садах и больницах сектора Газа.

Источник.

Не от хорошей жизни, это произошло в эпоху Смутного Времени. И потом за это кое-кто получил люлей от Романовых.

Картина Петра Шамшина «Вступление Иоанна IV в Казань», 1894 год

Во время Смуты казанцы смогли организовать свою жизнь без участия Москвы; после воцарения Романовых они поплатились за это

Украинский политический кризис и события «Русской весны» вызвали новую серию дискуссий о способности русских к самоорганизации, о степени их зависимости от государства. Одной из самых употребляемых исторических аналогий для описания событий 2014 года стало Смутное время начала XVII века. При желании в Смуте можно увидеть «майданы», «антимайданы», «народных губернаторов» и даже «вежливых человечков» из иностранных ЧВК.

Однако во время Смуты был еще один интересный эпизод, в котором русские смогли организовать свою жизнь без участия Москвы. Это Поволжье в начале XVII века.

Пережив несколько лет жестокой гражданской войны, русские жители этой разноплеменной окраины России не просто сформировали параллельные Москве структуры власти (как это делали лидеры Первого и Второго ополчений), но и попытались создать государственность, альтернативную разоренной Московской Руси.

Региональная специфика в условиях failed state

Царство Казанское, как русские именовали этот регион, было сложной и неспокойной периферией. Покоренные народы регулярно поднимали восстания против русской администрации. Особенно воинственным характером отличались марийцы (стар. черемисы), отчего эти восстания получили название Черемисских войн. На левом берегу Камы, где сейчас расположены нефтеносные юго-восточные районы Татарстана, заканчивалась московская юрисдикция и начинались кочевые владения Ногайской орды. Под Казань за неимением еще Сибири при Иване Грозном ссылались опальные аристократы, сюда же направлялись пленники Ливонской войны: поляки, литвины и латыши. Но и без них регион отличался чрезвычайно полиэтничностью.

Русские служилые и посадские люди, пришедшие на Среднюю Волгу из разных земель и городов; служилые татары, князья и мурзы, присягнувшие русскому царю и все еще сохранявшие свои земельные владения; русские ясачные крестьяне, жившие здесь еще до 1552 года; помещичьи и монастырские русские крестьяне, шедшие по следам новых хозяев страны; ясачные чуваши, жившие тогда по обе стороны Волги; горные и луговые марийцы; удмурты (стар. вотяки); православные, мусульмане, язычники, депортированные лютеране и католики — впервые Россия столкнулась с такой «цветущей сложностью» на относительно небольшом пространстве.

Административная система Царства Казанского определялась фактом недавнего завоевания. Территория делилась по Волге на два крупных уезда с центрами в Казани и Свияжске, и еще на несколько малых уездов в пределах современных Чувашии и Марий Эл. Здесь не было наместнической власти, как в коренных областях России, не было и выборного земского самоуправления. Гражданское и военное руководство осуществляли воеводы, что указывало на чрезвычайный характер местной власти. В Казани служило одновременно два воеводы. Ниже их стояли два городовых дьяка, отвечавшие за административные вопросы и делопроизводство. Значительными полномочиями обладали казанские митрополиты и крупнейшие монастыри. В Москве действовало своеобразное «Министерство по развитию» тогдашнего «Дальнего Востока» России — Приказ Казанского дворца.

Общероссийский кризис настиг Казань позже, чем южные и западные области страны. Основные события Смутного времени на Средней Волге были связаны с противостоянием сторонников Василия Шуйского и «спасшегося царя» Дмитрия Ивановича. Сначала это были болотниковцы, занявшие в 1606 году Курмыш, Алатырь, Цивильск и поддержанные жителями Чебоксар и Свияжска. Затем сторонники Лжедмитрия II и тушинского правительства, чья территория простиралась от Касимова и Арзамаса, до далекой Астрахани. Казань и Казанский уезд, напротив, всегда держали сторону царя Василия, причем эта лояльность касалась не только администрации, но и большей части населения.

В Смутное время элиты каждого города и уезда выбирали, какому из государей служить, нередко в этот выбор вмешивались широкие народные массы. Борьба за легитимность между претендентами на верховную власть, социальный и этнический протест на практике выливались в войну между разными регионами. Каждый год с юго-запада в сторону Казани выдвигалось войско, состоявшее из русских и мишарских служилых людей, которое получало поддержку у жителей горного правобережья Волги, но натыкалось на преграду у крепких стен Свияжска. Самые активные действия вселись в холодное время года, и затихали на время полевых работ.

Вид Казани в XVII веке. Гравюра Адама Олеария

Осенью-зимой 1608 года на помощь казанским воеводам из-под Царицына пришла огромная понизовая рать Федора Шереметева. Тогда сторонники Лжедмитрия II потерпели несколько поражений. Но когда войско Шереметева ушло дальше на запад, война возобновилась с новой силой. 10 марта 1609 года под селением Бурундуки Свияжского уезда казанское войско, включавшее русских служилых людей, стрельцов, а также представителей едва ли не всех народов региона (например, и полоняников из Литвы, живших в городе Лаишеве), нанесло сокрушительное поражение коалиции алатырских, темниковских, касимовских и арзамасских тушинцев. Это сражение было первым, победу в котором связывали с Казанской иконой Божией Матери. Но война продолжала распространяться и охватила волжское левобережье.

Еще зимой 1609 года отряд тушинцев под командованием арзамасских мурз братьев Мустофиных, спасаясь от Шереметева, прорвался через Волгу в районе Козьмодемьянска. Потерпев под Царевококшайском (ныне Йошкар-Ола) поражение от свияжских стрельцов и казанских татар, чувашей и луговых марийцев, тушинцы все-таки организовали плацдарм в городе Яранске и начали действовать в Вятской земле. Не остановилась война и в 1610 году, когда Василий Шуйский был свергнут с престола. В Чебоксарах формировал войско для нового похода на Свияжск князь-тушинец Роман Троекуров, а местный феодал, князь Камай Смиленев, собрал войско на Высокой Горе (ныне райцентр в 20 км от Казани) и едва не осадил Казань. Только лояльная позиция жителей Татарской слободы спасла русскую администрацию от этого удара с тыла.

От поисков легитимной власти к самоорганизации

Даже для видавшей много крови Казани эта многолетняя война была экстраординарным событием. Экономика региона пришла в полный упадок. «А у нас в Казани денег в сборе нет, потому: всяких доходов с чуваши и с черемисы, с дворов ясачных и с вотчин оброчных денег, не имано, для смутного времени по три годы, ни одной денги, и кабаки заперты были по многое время, и таможенных пошлин взятии было не с чего, с Верху и с Низу ни из которых городов больших соляных и никаких судов не было». Связь региональной администрации с центральной была нарушена еще при Шуйском. «В Казани про Московское государство вестей никаких нет», — говорилось в одном из документов.

Кризисный период Казань пережила под руководством администрации, включавшей ярких и разноплановых деятелей. Первым воеводой был молодой, но родовитый представитель старого московского боярства Василий Петрович Морозов. Второй воевода Богдан Яковлевич Бельский — «федеральный тяжеловес» на казанском воеводстве, племянник Малюты Скуратова, ближайший фаворит Ивана Грозного и конкурент Бориса Годунова, сосланный подальше Василием Шуйским, мастер политической интриги, который органично бы смотрелся при европейском дворе эпохи Возрождения. Третьим человеком в казанской администрации Василий Шуйский назначил дьяка Никанора Михайловича Шульгина — незнатного выходца из Лушского уезда, что на территории современной Ивановской области. Вторым дьяком после Шульгина был казанский дворянин Степан Яковлевич Дичков. Духовная власть принадлежала митрополиту Казанскому и Свияжскому Ефрему, который наследовал кафедру у знаменитого Гермогена.

Находясь в политической изоляции перед лицом угрозы со стороны усилившихся тушинцев, казанским воеводам и дьякам не оставалось ничего другого, как маневрировать. И пространство для маневра неожиданно было найдено в высокой религиозно-патриотической плоскости. 7 января 1611 года в Казань прибыл дьяк Афанасий Евдокимов, служивший здесь прежде. Евдокимов рассказал о событиях, произошедших в Москве за последнее время: о давлении на патриарха Гермогена, об оккупации Москвы «литовскими людьми» и установленном ими режиме, о неясной ситуации со смоленским посольством, которое отправилось для приглашения королевича Владислава на престол. После этого казанские руководители принимают решение присягнуть Лжедмитрию II. Присяга состоялась 9 января, и сразу после этого из Казани было направлено письмо в Вятскую землю с призывом «стати бы, господа, нам православным крестьяном за истинную православную Христову веру всем единодушно, чтоб нам православным крестьяном не отдатись от православныя крестьянския веры в злую и в проклятую латынскую веру».

Текст присяги включал: во-первых, отказ подчиняться каким-либо указам из оккупированной Москвы («и от Литовских людей нам никаких указов не слушать»); во-вторых, установление мира между враждовавшими партиями («и промеж себя нам друг друга не убивати и не грабити и лиха друг другу не хотети»); в-третьих, утверждение казанской администрации как единственной законной власти на территории, свободной от интервентов («а слушати нам во всем бояр и воевод Василия Петровича Морозова, Богдана Яковлевича Белского, да дияков Никонора Шулгина да Степана Дичкова»). В сумме все это звучит как реакция на свершившийся факт: православное царство в Москве уничтожено, но Казань остается оплотом православной государственности. Казанские воеводы и дьяки берут на себя ответственность бороться за чистоту веры от лица «всей земли Казанского государства». До Прокопия Ляпунова и Кузьмы Минина Казань заявляет себя в качестве центра сопротивления.

«Царь Дмитрий Иванович», которому присягала Казань, а вслед за ней Вятка, на тот момент был уже месяц как убит в Калуге. Вскоре казанцы узнали об этом, но данный факт уже никак не мог повлиять на ситуацию. Как полагала исследовательница Л.А. Дубровина, эта присяга была обусловлена военно-политическим расчетом казанских воевод и дьяков. Имя Лжедмитрия помогло им не только снять угрозу взятия Казани тушинцами, но и консолидировать вокруг себя все социальные и этнические группы региона. После присяги «тому, который в Калуге» на несколько лет из казанских исторических источников исчезают известия о боестолкновениях и действиях повстанцев. «Широко развернувшееся в стране национально-освободительное движение против польских и шведских интервентов в начале 1611 года охватило и крестьянство чуваши и это привело к прекращению в крае массовой вооруженной классовой борьбы» — писал об этом советский чувашский историк Дмитриев. На таких же патриотических основаниях объединялись бывшие сторонники Лжедмитрия II и Шуйского в центральной России, что в итоге привело к победе 1612 году.

Казанская эмблема из царского титулярника 1672 года

Казанское государство представляло собой желанного союзника для формирующихся сил сопротивления польско-литовским интервентам и московскому правительству. Оно было расположено вне досягаемости для войск противника и обладало значительными военными силами, оно находилось в самом центре Волжского торгового пути и занимало ключевое местоположение на пути в богатую солью и мехами Пермь. Наконец, из Казани происходил идеолог сопротивления патриарх Гермоген.

Весной 1611 года из разных концов России под Москву съезжаются полки Первого земского ополчения. Формируется триумвират из рязанского регионального барона Прокопия Ляпунова, князя Дмитрия Трубецкого и казачьего лидера Ивана Заруцкого. 28 апреля в Казань с призывами поддержать земское дело прибыло посольство из Владимира, Ярославля и Костромы, а затем 1 мая приехали посланцы и от самого главы переходного правительства Ляпунова. В результате этой дипломатии Казань присягает подмосковному Совету всея земли и присоединяется к Первому ополчению.

Грамоты, привезенные послами, дают интересный срез восприятия Казанского государства современниками. Города исторической Северо-Восточной Руси признают Казань старшим городом. Их послания адресуются в «царствующий преславный град Казань», руководству «Богом держимого Казанского государства области», а ярославцы, убеждая казанцев придти на помощь, прямо пишут: «Мы вам меньшие, большим не указываем». И только Прокопий Ляпунов, адресуя свое письмо «в великое государство Казанское», сразу же дает уточнение: «в вотчину Московского государства». Очевидно, что память о Казани как о месте пребывания царей Чингизидов, высокое место Царства Казанского в титуле русских монархов давали руководителям Казани большие статусные преимущества.

Self-madeв эпоху Смуты

Существование Казанского государства принято связывать с именем дьяка Никанора Шульгина, который затем в 1613 году получит чин воеводы. По мнению известного специалиста по Смуте Александра Станиславского, Шульгин был «одним из самых могущественных людей» в стране. «Он вмешивался в дела других городов, казнил своих противников, жаловал сторонников и вел себя все более независимо по отношению к противоборствующим правительствам в центральной России. В его распоряжении находился крупный отряд казанских дворян и стрельцов и многочисленные служилые татары». Другой крупный историк Смуты Вячеслав Козляков, впервые опубликовавший биографию правителя Казани в серии ЖЗЛ, специально подчеркивает, что Шульгин был одним из немногих людей его чина, к кому современники уважительно обращались по отчеству — Никанор Михайлович. Вместе с этим Козляков констатирует, что правитель Казани оказался самым забытым из всех героев и антигероев Смуты.

О биографии Никанора Шульгина до его приезда в Казань известно немногое. Как часто бывает с персонажами той эпохи, неизвестен даже год его рождения. На его родине в Лухском районе Ивановской области до сих пор есть деревня Шульгино. Происхождение из провинциальных детей боярских давало ему скромные шансы для дальнейшей карьеры. Находясь на службе в Казани в военное время, Шульгин выполнял функции, несвойственные городовым дьякам. Он не только разбирал земельные споры и управлял аппаратом провинциальных чиновников, но и участвовал в боевых действиях с тушинцами, командуя отрядом казанских стрельцов. Постепенно вокруг него оформилась группа сторонников, с которой он начал борьбу с более могущественными сослуживцами.

«Новый летописец» — официальная хроника династии Романовых, составленная около 1630 года, — содержит информацию о конфликте между Шульгиным и «меньшим» казанским воеводой Богданом Бельским. По этой версии в январе 1611 года Бельский противился признанию Лжедмитрия II и за это был сброшен толпой со Спасской башни Казанского кремля по наущению Шульгина. Данная история прочно утвердилась в историографии, даже несмотря на то, что имя Бельского фигурирует в присяге Лжедмитрию II. В 1880-х годах историки В.И. Корецкий, М.П. Лукичев, А.Л. Станиславский, открывшие множество новых источников о казанской Смуте, решили это противоречие, установив точную дату смерти. Любимец Грозного был убит в Казани 7 марта 1611 года. Но рассуждая о причинах гибели Бельского эти исследователи, как и их предшественники, не сомневались, что к трагическому концу привел его конфликт с Никанором Шульгиным.

Первый городовой дьяк постепенно становится главным действующим лицом казанской истории тех лет. Когда летом 1611 года больший воевода Василий Морозов отбыл под Москву в полки Первого ополчения, Шульгин стал юридическим и фактическим главой Казанского государства — «казанским диктатором», как называл его историк Н.М. Загоскин.

Шульгин был типичным деятелем Смутного времени, который своими силами добился своего высокого положения. Это был нонсенс для политического класса Московской Руси, где господствовала практика местничества, но по мере распада старого строя таких нонсенсов становилось все больше. Его путь во многом напоминает путь Прокопия Ляпунова. Оба деятеля, в переводе на язык 1990-х, являлись «региональными баронами» (один в Казани, другой в Рязани). Они использовали свою власть для личного обогащения и стремились в большую политику «федерального уровня», они выступали против центральной власти в Москве, получили массу нелестных отзывов от современников и потомков. Разница лишь в том, что Ляпунов в итоге был реабилитирован как герой и основатель Первого ополчения. Шульгин же, по своей удаленности от Москвы, вызывал куда меньший интерес, и остался за бортом истории.

Сами себе центр

Изменения в составе первых лиц Казанского государства сопровождались политической реформой. Еще в начале 1611 года в Казани, подобно другим русским городам Смутного времени, собрался городовой совет. Подобное обращение к русским вечевым традициям было революционным для территории, где у русских не было традиций земского самоуправления, а вся полнота власти концентрировалась в руках назначенных из Москвы чиновников. Существенно возросла роль казанского посада. Правой рукой Шульгина стал земский староста Федор Оботуров. Выборные посадские должностные лица в это время участвовали не только в управлении самим городом, но и решали различные вопросы в Казанском уезде. Подобные процессы были характерны для всей страны периода Смуты. Отмечая рост влияния средних слоев дворянства и посада в местном управлении, советский историк Лев Черепнин даже употреблял термин «третье сословие». Кроме посадских людей, в числе сторонников Шульгина была часть казанского духовенства и служилых людей. Заметную роль, по всей видимости, играли родственники дьяка, приехавшие вслед за ним из Луха.



Об отношениях русской администрации Казанского государства с другими народами Казанского государства известно немногое. Но в период правления Шульгина прекратились восстания, зачастую носившие антиколониальный характер. Ключевые документы принимались от имени всех сословных и этнических групп, включая татар, чувашей, марийцев и удмуртов. Войско Казанского государства, превышавшее по численности и Первое и Второе земские ополчения, также состояло из всех народов Среднего Поволжья, а командовать ответственными операциями назначались не только русские, но и татарские военачальники. Русские правители Казани, действуя теперь без оглядки на имперский центр, нуждались в поддержке завоеванных Иваном Грозным тюрков и финно-угров, мусульман и язычников, поэтому проводили сбалансированную «национальную политику».

Новшества, привнесенные Смутой, сочетались в Казанском государстве с элементами прежней системы управления, а местами и с координатами заданными еще при казанских царях-чингизидах. В рамках русской административной традиции Никанор Шульгин являлся абсолютно легитимным руководителем города и уезда, поскольку отсутствовали воеводы и общепризнанная центральная власть, которая могла назначить воевод. Символически эта легитимность подчеркивалась тем, что ко всем документам, как и прежде, прикладывалась Печать Царства Казанского с изображением коронованного дракона, от которой ведёт свою историю современный герб Казани. Территориально, власть Шульгина распространялась на историческое ядро Казанского ханства (Казанский и Свияжский уезды), но в сфере влияния находились соседние области: Вятская земля и Понизовые города. Популярный у татарской интеллигенции русский историк М.Г. Худяков специально отмечает, что термин «вся земля Казанская» употреблялся в случаях «междуцарствия, когда в Казани организовывалось временное правительство, которое и управляло страной иногда в течение нескольких месяцев». Именно такой период междуцарствия и был в Казани с 1611 по 1613 годы.

Известны внешнеполитические связи Казанского государства. Правительство Шульгина самостоятельно договаривалось с ближайшим соседом — Ногайской Ордой. Известно, что 30 апреля 1612 года казанские дьяки без согласования с правительством Второго земского ополчения приняли ногайское посольство и «отпустили» послов обратно. В марте 1611 года польский король Сигизмунд III в своем письме в Москву писал о том, что совместно с Астраханью Казань «хотят отложиться к персидскому шаху», однако в другие источники не содержат никаких указаний на «проиранскую позицию» казанцев.

Крах коалиций

Более важным направлением дипломатии, были для Казани отношения с земскими ополчениями, которые в это время действовали на территории «Московского государства», как тогда называли исконные великорусские земли.

После того как 22 июля 1611 года казаками был убит несостоявшийся русский Кромвель — Прокопий Ляпунов, Шульгин разорвал связи с Иваном Заруцким и Дмитрием Трубецким. Отправленный из под Москвы в Казань посол Полоченинов был без лишних разговоров казнен. Но о прекращении освободительного движения речи не шло. Напротив, казанцы ведут переговоры с Нижним Новгородом и рассылают послания в другие города, с тем чтобы продолжить начатое дело минуя казаков. Из числа претендентов на престол исключались и царевич Иван «Ворёнок» — сын Лжедмитрия II и Марины Мнишек, кандидатуру которого отстаивал Заруцкий, и псковский самозванец Лжедмитрий III, которому в итоге присягнули подмосковные казачьи таборы. Выдвигалась идея выбора нового царя, а до тех пор местные власти должны оставаться несменяемыми, что, безусловно, было выгодно самому Шульгину и его администрации.

Заключив союзнические соглашения с Нижним Новгородом, казанцы присоединились к формированию второй земской рати, которое начал Кузьма Минин и возглавил князь Дмитрий Пожарский. В декабре 1611 года для сбора ратных людей в Казань прибыл Иван Иванович Биркин — ближайший помощник Пожарского, а до этого арзамасский воевода и приближенный Ляпунова. Здесь он быстро нашел общий язык с Шульгиным. Обладая значительными силовыми ресурсами, казанский правитель оказывал давление на соседние города, которые все еще подчинялись Первому ополчению и требовал от них присоединиться к действиям нижегородцев и казанцев. Но союз двух волжских городов не выдержал стремительно меняющихся реалий.

Митрополит казанский и свияжский Ефрем. Шитый образ для хоругви.

Когда весной 1612 года казанское войско во главе с Биркиным соединилось с основными силами Второго ополчения в Ярославле, возник конфликт. Биркин потребовал себе прежнюю должность, но получил отказ. Прошло время, когда формирующемуся ополчению требовалась поддержка Казанского государства, а все руководящие посты были уже давно заняты. Историк Руслан Скрынников видел в этом конфликте проявление перемен свершившихся в социальном составе ополчения. Чем ближе были земские силы к Москве, тем больший вес в их составе получала старая знать, а силы, выдвинувшиеся на первый план в Смуту, теряли позиции. «За Биркина заступились казанцы, а также хорошо знавшие его смоленские дворяне и нижегородские стрельцы. Против него объединились бояре и дворяне. Раздор едва не привел к кровопролитию. Казанская «партия» изготовилась к бою. Но благоразумие все же взяло верх». Узнав об этих событиях, Шульгин отдал приказ казанской рати уходить обратно. В Ярославле осталось только 20 татарских князей и мурз, 30 русских дворян и сотня казанских стрельцов, которые затем приняли участие в походе на Москву.

Бойкот и силовое давление

Если смотреть с канонизированной точки зрения на Смуту, то Никанор Шульгин и его сторонники вычеркнули себя из большой истории, не участвуя в осенних сражениях за Москву. Но, конечно же, так не казалось обитателям казанского кремлевского холма и посада. Войск в Казани было предостаточно. На землях, сопредельных с Казанским государством, полным ходом продолжалась Смута. В Рязанскую землю вторглись казаки под предводительством Заруцкого. Резонансным событием стал разгром ногайцев на реке Пьяне татарско-мордовским войском Баюша Разгильдеева (несмотря на мишарское происхождение, Разгильдеев входит в число мордовских национальных героев). Занятие Москвы объединенными земско-казачьими силами было фактом огромного значения, но никак не концом истории. В это время Казанское государство, не вступая в открытый конфликт с новой московской властью, стремится максимально укрепить собственные позиции, действуя иногда самостоятельно, а иногда в союзе с Московским государством.

Первым актом этой политической игры стал бойкот, объявленный в Казани готовящемуся избирательному Земскому собору. В Москву не прибыли ни выборные представители Казанского государства, ни митрополит Ефрем, которого там очень ждали. Такую же позицию Казань навязывает соседним землям. Как только стало известно, что в Вятской земле готовятся к отправке делегатов в Москву, Никанор Шульгин и староста Федор Оботуров потребовали «Вяцким городом быти к Казанскому государству, а Московского государства ни в чем не слушати, и с Казанским государством стояти за один, и друг друга не подати, и для государева царского избрания выборных людей и денежных доходов в Москву не посылать, а прислати в Казань». Подобные требования выдвигались казанцами еще во время присяги Лжедмитрию II, и тогда вятчане приняли их, но теперь последовал отказ. Ответом стал десант из 500 казанских стрельцов с «вогненным боем» под командованием Никиты Онучина, которые сломили сопротивление и доставили промосковски настроенных вятчан в Казань.

Чтобы исключить возможность появления «пятой колонны», Шульгин арестовывает казанских служилых людей и стрельцов, которые участвовали в освобождении Москвы, а в конце 1612 года возвратились домой. Напротив, лояльным стрельцам выплачивается жалование за все годы службы, начиная со времен Василия Шуйского. И после этих мероприятий «казанский диктатор» вступает в переговоры с московским земским правительством.

Победителям польско-литовских интервентов в выгоревшей столице было непросто держать ситуацию под контролем. Денег в казне не было. Разные элитные группировки уже начали борьбу за власть. Неконтролируемую силу представляло собой казачество, вобравшее множество люмпенизированных представителей разных земель и социальных слоёв. Первым из казачьих вождей вступил в конфронтацию с властями Иван Заруцкий, ушедший из-под Москвы летом 1612 года. Находясь в рязанских пределах вместе со своим малолетним кандидатом на престол, он был источником постоянных беспокойств для Трубецкого и Пожарского. Предложение Никанора Шульгина выступить против атамана, было воспринято в Москве с энтузиазмом.

На рубеже 1612–1613 годов на Рязань отправилось войско из 4,600 свияжских татар под командованием головы Ивана Чиркина и князя Аклыча Тугушева. В результате была снята осада с крепости Серебряные Пруды. Затем сам Шульгин, которого в московских документах начинают именовать воеводой, выдвинулся с огромной разноплеменной ратью под Арзамас. «Слава первого союзника освободителей Москвы и победителя Заруцкого много бы значила для него, а возможно, даже открыла бы ему путь в Думу, как Кузьме Минину», — писал современный биограф Шульгина Вячеслав Козляков, но все вышло иначе.

В Арзамасе продолжились переговоры об участии в Земском соборе. Противник был далеко, а войско занималось разорением уезда. После того как царем был избран Михаил Романов, в казанских полках началась присяга новому государю, о чем сам Шульгин сообщил в столицу 14 марта 1613 года. Из Москвы хвалили Шульгина за предпринятый поход, за радение и прямую службу Казанского государства «Московскому государству и ко всему Российскому царствию». С другой стороны, «Новый летописец» сообщает, что Шульгин противился крестоцелованию «без совета с казанцами» и присяга началась протии его воли. Какая из этих версий ближе к реальности, можно только предполагать, но в марте, сославшись на то, что закончились припасы, воевода Никанор Михайлович решил вернуться в Казань.

За время арзамасского похода в Казани произошел переворот. Получив известие об избрании царя, второй дьяк Степан Дичков (державшийся в тени во времена Шульгина) и дворянин Григорий Верёвкин объявили властью себя. Арестованные ветераны похода на Москву и промосковские вятчане были выпущены из застенков на свободу. На их место отправились никаноровы сторонники во главе со старостой Федором Оботуровым. Боясь расправы от приближающегося войска, новые правители города заперли ворота и готовились к осаде. Однако развязка оказалась проще. Никанора Шульгина смог заключить под стражу небольшой казанский отряд в Свияжске. Никто не вышел на его защиту, хотя существуют указания на то, что он сопровождался лишь малым количеством ближайших сторонников.

11 июня 1613 года в Успенском соборе московского Кремля митрополит Казанский и Свияжский Ефрем венчал на царство Михаила Федоровича.

Цена преодоления кризиса

Возвращение Казани «в правовое поле» Русского Царства окончательно завершилось, когда временную администрацию Дичкова — Веревкина сменили воеводы Юрий Ушатый и Иван Воротынский. Но смещение партии Шульгина и ликвидация самостоятельного Казанского государства не привело к окончанию Смуты в регионе. Напротив, в 1615 году началось крупное восстание татар, чуваш и марийцев Казанского уезда, вошедшее в историю под именем его лидера, служилого татарина Еналея Енмаметева.

Валерий Якоби «Призвание на царство Михаила Федоровича».

Еналеевское восстание примечательно тем, что нерусские жители Казанского уезда сохраняли лояльность русской администрации Казани и в период правления Шульгина, и даже во время войны с тушинцами. Исключение составлял непродолжительный и неудачный мятеж князя Камая. Теперь же восстанием были охвачены не только внутренние районы, но и сама Казань подверглась атаке повстанцев. Основу движения составили служилые татары, мобилизованные против летучих польских отрядов Александра Лисовского. Причиной выступления стал чрезвычайный налоговый гнет, который обрушился на регион сразу после подчинения Москве. Восстание было жестоко подавлено, а в числе прибывших на место следователей был и думный дворянин Кузьма Минин. Именно возвращаясь из Казани в Москву, умер самый известный деятель Смутного времени.

Казанские события 1615 года только открывали серию бунтов и протестов против налоговой политики государства, которыми полна русская история XVII столетия. Пережитая экстремальная ситуация привела к большим изменениям в государственном строе. Выходя из Смуты, Россия сделала огромный шаг в сторону абсолютизма.

Лидеры Казанского государства в этой новой восстановленной России Романовых стали одними из первых сибирских ссыльных. Никанор Шульгин был доставлен из Свияжска в Москву, а оттуда 8 августа 1618 года направлен в Тобольск. В это время к столице подходило войско королевича Владислава и власти, по всей видимости, решили небезопасным держать в столице такого заключенного. Уже через год в Тобольске Шульгин сумел выйти из тюремного заключения на государеву службу. Год смерти и место погребения казанского диктатора неизвестны. Но его потомки образовали большую династию сибирских служилых людей, члены которой упоминаются в разных местах вплоть до Якутска и Даурии.

Староста Федор Оботуров из казанских застенков был сослан в далекий северный порт Мангазею, где тоже поступил на службу и в 1621 году дослужился в этом центре пушной торговли до должности таможенного головы. В 1633 году Оботуров подал царю Михаилу челобитную, где просил отпустить его на родину, «чтоб мне, сироте твоему, в твоей, государеве, вотчине в Казане — у своих родителей голова своя положить», и просьба восьмидесятилетнего ветерана Смуты была удовлетворена.

Иван Биркин, командовавший казанской ратью в 1612 году, служил в Мангазее воеводой в 1615–1618 годах. На этом посту он активно отстаивал право морской торговли с Мангазеей, ограничивавшееся из Москвы и невыгодное воеводам Тобольска. При Биркине в северном городе развернулось большое строительство.

Память о Никаноре Шульгине еще долго сохранялась в Сибири. С ним сравнивали Илью Бунакова, который в 1648 году возглавил восстание томских служилых людей против воеводы князя Щербатого, а затем несколько месяцев самостоятельно управлял Томском. Оппоненты доносили о нем, «что он Илья хочет Сибирью завладеть также, как и Никонор Шульгин завладел Казанью».

История русских, которые в начале XVII столетия фактически восстановили самостоятельность, утраченную Казанью в 1552 году никогда не пользовалась популярностью у историков и публицистов. С подачи «Нового летописца» утвердился негативный образ Никанора Шульгина, который совершенно не встречается в документах современных деятельности правителя Казани. Не вписалось Казанское государство 1611–1613 годах в старый имперский нарратив, где в центре повествования находилось ополчение Минина-Пожарского и воцарение Романовых, а все, что за пределами этой истории, — крамола и воровство. Не нашло оно места и в советской версии событий, где классовую борьбу и крестьянскую войну сменяет единый народный порыв против польских и шведских интервентов. Это неудивительно, учитывая степень централизации исторической памяти в нашей стране.

Источник.

Находясь за границей в лихие 90-е, я полагал, что поощряя экономическийлиберализм в России, которая находилась в переходном периоде от политаризмак капитализму, Запад вырабатывает у большей части населения — по крайней мере, у тех, кто выживет — аллергию на все виды либерализма, причём она выработается не только на неограниченную свободу для предпринимателей, которая и на самом деле опасна, но и на сопутствующие ей признаки западного образа жизни, вроде примата прав индивидуума и правового характера государства. Так оно и вышло: слово «либерал» стало для немалого числа граждан ругательством хуже пи**раса, а идеи, выработанные эпохой Просвещения, под радостное улюлюкание предаются анафеме во имя не поддающейся формулированию «духовности».

Надо было учитывать, что Россия — не маленькая Чехия, тут из-за пространств и численности населения огромная инерция всей системы, и реформирование её должно было идти в час по чайной ложке, главное, чтобы в нужном направлении. Это дало бы время на адаптацию к новым правилам игры большей части населения, и с одной стороны, было бы меньше потерь у реформируемых, с другой — такое не вызвало бы возрождения антиамериканизма, который в позднем СССР мало кем воспринимался всерьёз, а сейчас стал частью убеждений немалого числа россиян. Из официоза он превратился в искреннее народное чувство, и немало этому способствовали настроения эйфории на Западе после победы в Холодной войне и желание добить противника, которого все устали бояться за 45 лет.

Сейчас стоит предостеречь тех, кто настаивает на разорительных санкциях против России. Эффект может быть прямо противоположным ожидаемому. Да, это может привести к отстранению от власти президента, но если на Западе кто-то сочтёт такое победой, то он должен учесть, что эта победа пиррова. Его сменит фанатик-экстремист, одержимый имперскими евроазиатскими бреднями. Если действующий президент время от времени что-то в этом духе озвучивает, то это просто часть пиара, у преемника же это будет в ранге символа веры. Если вы на Западе хотите непрекращающегося Карибского кризиса на протяжении нескольких лет (пока у кого-то не выдержат нервы, и он не даст отмашку на массированный запуск ракет с ядерными боеголовками), тогда добивайте режим санкциями. А если не хотите, то надо договариваться на компромиссных основаниях вдали от киздаболов из СМИ, чтобы стороны могли не беспокоиться о потере лица. Выработать modus vivendiв новых условиях и потихоньку задавить экстремистов, желательно физически, по-доброму они не понимают.

Самая типичная реакция при взгляде на безрадостного друга — сказать что-нибудь позитивное и обнадеживающее. Но часто этот светлый порыв вызывает у собеседника только раздражение, а порой и ухудшает его эмоциональное состояние. В вебзине Slate вышла заметка, в которой психологи объясняют, в каких случаях уместно рисовать перед человеком светлые перспективы, а в каких лучше использовать другие способы поддержки. T&P публикуют перевод статьи.

Существует великое множество воодушевляющих фраз, к которым обращается большинство из нас, пытаясь подбодрить друга или родственника: «В следующий раз у тебя получится», «Все не так уж плохо» или прямолинейное «Не унывай!». Все эти духоподъемные фразы произносятся с добрыми намерениями, но психологам уже какое-то время известно, что в отношении некоторых людей эти слова оказываются не особенно полезными. Новое исследование, опубликованное в «Журнале личностной и социальной психологии», связывает это с тем, насколько адресат уверен в себе, и предлагает несколько весьма полезных подсказок для тех, кто хочет поддержать людей, переживающих трудные времена.

Канадские исследователи из университета Ватерлоо и университета Уилфрида Лорье провели серию экспериментов, чтобы выяснить, как лучше поддерживать людей с разной степенью уверенности в себе. Они обнаружили, что так называемый «позитивный рефрейминг» — то есть попытка подать негативные события в позитивном ключе — не только не помогает людям с низкой самооценкой, но и может неожиданно привести к обратным результатам, вызвать напряженность в отношениях и таким образом ударить по самооценке сочувствующего.



А вот другой метод, «отрицательное подкрепление» — «поведение, сообщающее, что чувства, действия и реакции собеседника нормальны и соответствуют ситуации» — помогает неуверенным в себе людям (люди с высокой самооценкой одинаково хорошо реагируют на оба способа поддержки).

Почему же люди с низкой самооценкой не реагируют на позитивный рефрейминг? Взяв в качестве примера беспокойство человека о предстоящем собеседовании, исследователи пишут, что позитивный рефрейминг «для некоторых может означать, что их беспокойство о предстоящем событии кажется партнеру необоснованным и что партнер не понимает или не принимает их чувства по-настоящему». Соответственно, утешитель может негативно среагировать на то, что его поддержка не возымела ожидаемого эффекта, и возникнет замкнутый круг.

Это не означает, что такие сочувствующие — плохие друзья или партнеры или что им недостает эмпатии. Авторы указывают на то, что людям с высокой самооценкой сложно войти в правильный настрой при общении с людьми, не столь уверенными в себе, — и даже цитируют исследование, показывающее, что даже люди, которые знают, в какие моменты лучше воздержаться от позитивного рефрейминга, тем не менее возвращаются к этому способу. Ведь общение с кем-то, кто, кажется, просто отказывается чувствовать себя лучше, сильно изматывает. Даже если вы хорошо подкованы в вопросах психических заболеваний и знаете, что этот метод не работает, в определенные моменты очень хочется сказать: «Перестань! Завтра тучи развеются. Пошли попьем пива!».

Источник.

В Израиле побывали сенаторы, причём не евреи, а среди прочих внуктого дяди Васи, в честь которого названы ВДВ — войска дяди Васи и сын генерала КГБ. Но высказались очень благоприятно.

Группа российских сенаторов во главе с Михаилом Маргеловым, председателем Комитета Совета Федерации по международным делам, посетила Сдерот.

Здесь, в укрепленном городском штабе Сдерота гости встретились с мэром города Алоном Давиди и своим коллегой, главой комиссии Кнессета по иностранным делам и обороне Зеэвом Элькиным, председателем комиссии Кнессета по иностранным делам и обороне.

Здесь гости и хозяева провели совместную пресс-конференцию.

Вот, что сказал Михаил Маргелов.

«Здесь находятся наши делегации — делегации двух комитетов Совета Федерации — Комитета по международным делам и Комитета по обороне и безопасности. На самом деле, не стоял вопрос, ехать или не ехать в это время. Мы на постоянной основе осуществляем стратегический диалог с израильским Кнессетом, с профильным комитетом, с иными профильными комитетами израильского парламента. Для нас важны наши партнерские отношения. И эти отношения проверены временем и не подвержены никакой сиюминутной конъюнктуре. Соответственно, то, что мы провели эту неделю здесь, для нас совершенно логично и объяснимо.

Мои коллеги в Сдероте — в первый раз, я — в пятый. Я приезжал сюда и в составе международных парламентских комиссий, и в составе нашей российской делегации. На меня производит большое впечатление мужество и жизнелюбие жителей Сдерота. То, что вы живете здесь в условиях постоянной угрозы, растите детей, заботитесь о них, это все вызывает чувство глубокого уважения и признательности.

Мы сегодня видели практически линию фронта, были на наблюдательном холме, откуда до Газы всего 800 метров, то есть до границы меньше километра. Действительно, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Но в первый раз то, что происходит мы увидели в день прилета, когда у нас практически над головой, над тель-авивским пляжем. „Железный купол“ перехватил две хамасовские ракеты.

Так что мы наш визит продолжаем. Самолеты „Аэрофлота“ летают. Поэтому завтра мы собираемся домой. В отличие от других авиакомпаний, для российской главной национальной авиакомпаний тоже не стоят вопросы конъюнктуры. Мы этому рады. Но сегодня еще впереди у нас поездка на инаугурацию вновь избранного президента Израиля, которого мы прекрасно знаем по его работе в качестве спикера Кнессета. Мы тогда принимали его в Москве, и уже встречались здесь в ходе этой поездки».

На пресс-конференции выступили и другие российские сенаторы. Член Комитета Совета Федерации по международным делам Рафаил Зинуров заявил следующее:

«Я не представляю, как можно привыкнуть жить под обстрелами. Мы сегодня посетили дом, куда было прямое попадание ракеты. К великому счастью, никто не пострадал. Я думаю, что терроризм — он везде терроризм. Он не имеет ни национальности, ни политических различий. Цель одна — запугать, убить, устрашить. Я думаю, что те меры, которые принимает правительство Государства Израиль, — они, конечно же, оправданные. Убийцам детей, убийцам мирных жителей, где бы они не были, нет оправдания. Государство с этим справится. И наш приезд сюда говорит о многом».

Первый заместитель председателя Комитета СФ по обороне и безопасности Анатолий Бондарук.

«Я тоже впервые посетил данный регион. В наших встречах в парламенте Израиля красной нитью прошли следующие вещи. На сегодняшний день мы воочию видим, как реализуются двойные стандарты многих наших партнеров, которые по-разному воспринимают слова „терроризм“ и „террор“. И как неоднозначно классифицируются люди, которые берутся за оружие для того, чтобы либо защищать свою землю, либо уничтожать жителей других стран. Мне кажется, что международное сообщество должно обратить на это более пристальное внимание и более четко определить данные понятия. Мы посетили этот город и поняли, что люди мужественные. Они, несмотря ни на что, строят дома, растят детей. И очень жаль, что преступления, которые осуществляют террористы, происходят на наших глазах. И мы безусловно должны принять меры, чтобы искоренить это явление из нашей жизни. Любое посещение парламентариями России таких территорий — это лишнее подтверждение тому, что наша страна будет разбираться в данной ситуации и, если существуют двойные стандарты, приходить к тому мнению, которое близко нам».

Организаторы этого пресс-тура — организация Face of Israel, правительственное пресс-бюро и комиссия Кнессета по иностранным делам и обороне.

Источник.