Мнение президентского дворца, однако, не совпадало с мнением улицы. Каирский университет украшали графитти следующего содержания: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Джордж Буш — враг Аллаха». Режим был вынужден отложить начало учебного сезона, и страну практически ежедневно сотрясали проиракские и антиамериканские демонстрации, в которых принимали участие десятки тысяч студентов.
В то время, как на геостратегическом уровне желание Египта и Сирии — традиционных противников Саддама присоединиться к коалиции понятно, куда более удивительным, с точки зрения западного обозревателя, оказался порыв арабских масс, поддержавших Ирак, вне зависимости от официальной позиции правительств.
Египетские «Братья-Мусульмане» создали неожиданный, с точки зрения западного наблюдателя, союз с лефтистами, направленный против политики правительства, «империализма» и на поддержку Саддама. С самого начала, с
Правящая Национально-Демократическая Партия Мубарака, почувствовав растущее влияние исламизма, опубликовала новую платформу, в которой объявила об «исламской самобытности египетской нации» и признала шариат «основой законодательного строя». НДП пообещала «перестроить» общество «на основах исламского учения». Режим благосклонно относился к деятельности «прирученных» религиозных авторитетов, таких, как великий муфтий шейх Мухаммед Сайид Тантауи и популярный проповедник Меуталли Шарауи. Те отвечали взаимностью Шарауи издал необходимую правительству фатву. В ней говорилось, что «вторжение в Кувейт было нелегитимным с религиозной точки зрения», Еще более важно — Шарауи сослался на две примера из жизни Пророка, когда тот просил о поморщи кафиров — с тем , чтобы спасти мусульманскую общину. Мусульмане, говорил Шарауи, должны были разрешить конфликт без посторонней помощи, но поскольку они оказались не в состоянии этого сделать, просьба о внешней помощи стала неизбежной. Шарауи заявил: «Если их интересы совпадают с нашими, что в этом плохого?».
То, чего никто не мог предвидеть — так это союз между левыми и исламистами Египта. Коммунистическая партия Египта осудила «любое иностранное присутствие в Заливе», и правительство за участие в коалиции. Рабочая Партия и «Братья-Мусульмане» приняли практически идентичные, хотя и отдельные заявления, в котором потребовали «создания демократического арабского порядка, который будет гарантировать использование арабских богатств для арабского развития, а не для установления контроля над другими арабами». Единственным отличием было то, что левые напирали на необходимость установления некоей «экономической справедливости» и старались пореже упоминать сам факт иракского вторжения.
Независимо от других последствий, первая война в заливе дала новый импульс исламизации и радикализации масс. В то же время сам спектакль, в котором арабы воюют против арабов на стороне «крестоносцев» подталкивал арабских интеллектуалов к тому, чтобы подвергнуть критическому анализу основы ближневосточного миропорядка.
«Независимые» или «центристские» исламисты издали «Заявление к Нации». Они выразили свое отвращение к джихадистской инициативе Саддама, напомнив: «Те, кто яростно выступает против иностранной интервенции, должны помнить, что речь тут идет о двух преступлениях — первоначальное свержение режима в Кувейте и его оккупация, и последовавшая иностранная интервенция, причем вторая — не более чем следствие первой».
Рупором исламистского отрицания иностранной интервенции, и, менее открыто, поддержки Саддама стало не издание «Братства», а газета Рабочей Партии al-Shaab и ее редактор Адель Хуссейн. Хуссейн (и через него «Братство») утверждали, что иракская агрессия не была «полностью неспровоцированной». Несмотря на то, что исламисты и их левые союзники не высказывали прямой поддержки иракской авантюре, они настаивали, что речь идет о «внутриисламском конфликте», который «должен быть разрешен в рамках ислама».
Наиболее сконцентрировано позиция al-Shaab и союзников-исламистов была высказана в одной из редакционных статей этого издания: «Суть проблемы изменилась, она перестала быть и иракско-кувейтской конфронтацией, она превратилась в столкновение между Америкой и арабским миром. Теперь вопросы о том, кто начал войну, и был ли он прав потеряли смысл и значение. Арабы и мусульмане теперь озабочены тем, что арабское, исламское государство подверглось атаке со стороны спесивых мировых держав». С точки зрения «Братства» — и в Египте, и в Иордании, грех приглашения в страну иностранных солдат «перевесил» грех Саддама, вторгнувшегося в Кувейт. В этом, их, как всегда в случае нужды, поддерживал Коран, одна из сур которого гласит «Если кто-то пробивается по дороге Аллаха, и в то же время поддерживает дружбу с врагами Его, он — сбился с прямого пути». С точки зрения «независимых» (от саудовских денег) исламистов, король Фахд сбился с прямого пути и воспользовался своей дружбой с врагами Аллаха ради того, чтобы воевать с арабской, исламской страной. Даже те кто считал, что Саддам заслуживает кары (и было очень много таких), настаивали на том, что наказание должно быть получено от братьев-мусульман, а не от когорт неверных, собравшихся в пустыне Восточной Провинции.
Официально, спикер тогдашних руководителей «Братьев-Мусульман» Мамун эль-Худайби сформулировал позицию движения следующим образом: «Мы никогда не занимали про-иракской позиции, но мы делаем различие между неприятием иностранной интервенции и поддержкой Ирака». Худайби далее писал: «Эти силы — силы неверия (куфр) — и наша ненависть к ним и их ненависть к нам продлится до скончания времен. Исламский закон не дозволяет воспользоваться помощью политеистов. На самом деле то, что происходит — это не помощь. Это — капитуляция». Саудовских принцы, для которых речь шла о жизни и смерти, надолго запомнили подобные упражнения в популистской риторике.
«Братья-Мусульмане» и их многочисленные отростки поддержали Ирак, как бы кощунственно или нелогично это казалось бы стороннему наблюдателю. Наиболее крайним примером был палестинский ХАМАС, который в начальной период своей деятельности финансировался, большей частью, из кувейтских источников. На первом этапе ХАМАС выступил с осуждением иракского вторжения, но, почуяв настроение масс, резко поменял ориентацию и присоединился к проиракским светским группировкам — Народному Фронту Освобождения Палестины и Народному Фронту Освобождения. ХАМАС также выражал опасения того, что американцы останутся на Аравийском полуострове навсегда, и оккупируют святыни ислама.
Иорданский король Хуссейн оказался, в буквальном смысле слова, между молотом и наковальней. Историк Мартин Фейрвергер так характеризует его ситуацию: «Король оказался в ловушке его арабских обязательств, его международных обязательств и собственного желания выжить. Единственное чего он хотел — это оказаться в конце списка врагов Саддама Хуссейна. В это время плохо было быть традиционным монархом на границе с Ираком».
Иорданские «Братья-Мусульмане» заняли наиболее ярко выраженную и воинственную позицию поддержки Саддама. Уже 7 августа они распространили заявления о том, что высадка первых американских десантников в Саудовской Аравии является ничем иным как «крестовым походом». 9 августа десятки тысяч разъяренных мусульман собрались в мечети университета Аммана. Они сожгли американские, израильские, британские флаги и потребовали от короля немедленно провозгласить джихад против Израиля и США. В этом отношении они опередили даже Саддама — тот призвал к джихаду в тот же день, но на несколько часов позже.
То, что король склонился в сторону поддержки Саддама, дало ему поддержку иорданских «Братьев-Мусульман». Они, в свою очередь, опасались, что короля заменят на его брата Хассана, который был известен своей сильной панарабской ориентацией.
Население (значительную часть которого составляли палестинцы) поддержало Саддама. Король наблюдал за тем, как господствующие в парламенте «Братья-Мусульмане» собирают продовольственную помощь Ираку, как каждую пятницу в Аммане проходят массовые ралли в поддержку Ирака, он осознал, что у него попросту нет политического капитала, который он мог бы противопоставить народному энтузиазму. Кроме того, Ирак был одним из основных покупателей иорданских товаров — на его долю приходилось 23% иорданского экспорта, и главным поставщиком нефти в Иорданию (95%).
В Судане, хунта, которую возглавляли отпрыски «Братьев» — Национальный Исламский Фронт, война в Заливе была использована в качестве официального предлога для «исламизации» юга страны, с одновременным выпуском пара — суданского антизападного народного гнева.
От Йемена до Марокко, самая сильная поддержка Ираку исходила от беднейших сегментов населения. Ислам — в парламенте или на улице — представил самый сильный словарный запас для выражения народного отношения к американской интервенции в Заливе. Помня о глубоком историческом антагонизме между исламом и Западом, многие западные обозреватели нашли удобным применить термин «мусульманская ярость» (которая, как мы видим теперь, никуда не делась, а лишь продолжает закручиваться по спирали). Соединенные Штаты превратились в главный объект ненависти правоверных — в качестве триумфального представителя современной агрессивной цивилизации, чьи доблести (либерализм и демократия) и успех (материальное процветание, генерируемое рыночной экономикой) ненамеренно демонстрируют неспособность ислама креативно отреагировать на историческое изменение.
В Саудовской Аравии истеблишмент был шокирован и иракским «предательством» и поведением арабской массы. Ирак, «Восточные Ворота» арабского мира, как и другие арабские режимы, был традиционными получателями саудовской помощи — и оккупация Кувейта, угроза атаки против Саудовской Аравии стала выражением иракской благодарности. Один из руководителей саудовского министерства обороны констатировал: «Есть шутка, в которой говорится, что когда шейха в Заливе ударят по левой щеке, он подставит правый карман. Больше такого не случится». Перед Фахдом, на деле было только два выбора — очень плохой и наихудший. Наихудший заключался в том, чтобы ждать действий Саддама и не обращаться за помощью к Западу. Иракские войска, между тем, уже совершили несколько вторжений в саудовскую Восточную Провинцию — основной источник нефти, и Фахд в тот момент мог предположить, что в его распоряжении остались считанные дни. Фахд принял решение — и его решимость была поддержана убеждающими речами принца Бандара, демонстрировавшего устрашающие американские спутниковые снимки иракской военной концентрации на границах королевства. 9 августа король выступил с обращением к нации, в котором назвал вторжение Саддама «наиболее зловещей агрессией современности в арабском мире». Перед лицом подобной опасности все средства хороши, и потому Фахд объявил, что «арабские и другие дружественные силы были приглашены в королевство».
Приглашение иностранцев на защиту королевства было точкой, после которой не было возврата — событием, ознаменовавшим разрыв между поддерживавшим короля Фахда саудовскими салафитами и большинством организаций «Братьев-Мусульман» в разных странах. Единственным и понятным исключением были кувейтские «Братья», которым, кроме Фахда надеяться было не на кого.
Выступлений короля и его министра обороны, принца Султана, было недостаточно — и все это понимали. Высший Религиозный Совет королевства, состоявший из 17 наиболее уважаемых членов улама, вынес необходимую королю фатву, в которой сообщалось: «Существует необходимость защиты нации всеми возможными средствами, и потому долг тех, кто правит, прибегнуть к любым возможным средствам, отбить атаку, предотвратить распространение зла, обеспечить безопасность народа, его религии, его денег, его чести и крови, сохранить для народа безопасность и стабильность, которой он до сего времени наслаждался».
Все необходимые шаги были предприняты в соответствии с «Кораном и сунной, которые говорят, что необходимо действовать до того, как будет слишком поздно». Наиболее существенно — фанатичный салафит, бывший оппонент режима, и наиболее значительный суннитский теолог Абдель-Азиз бин Баз поддержал эту фатву и пошел еще дальше, исторгнув из себя следующую крамолу: «Даже атеисты, христиане и женщины заслуживают уважения и будут вознаграждены за то, что откликнулись на призыв спасти королевство и его святыни». Это было совершенно потрясающим заявлением, которое шло вразрез и с суннитской догмой, и со всей предыдущей активностью бин База. На протяжении нескольких десятилетий он вел неустанную кампанию против «моральной поллюции», которой подвергся «полуостров, на котором есть место лишь для одной религии, а не для двух или нескольких». Бин Баз, кроме прочего, требовал, чтобы иностранцы, работающие в королевстве, постились в Рамадан, и добился в
Продолжение следует, но не сегодня.